ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПАНОРАМА

Когда-то, в начале XX века, великий революционный поэт В. Маяковский услышал музыку своего времени и выразил ее в «Левом марше». Век начинался в России под знаком абсолютного доминирования левых политических идеологий. Известный русский религиозный философ С. Франк так описывал умонастроения времени: «Правое» есть жестокость, формализм, человеконенавистничество, высокомерие власти: «левое» — человеколюбие, сочувствие всем «униженным и оскорбленным», чувство достоинства человеческой личности, своей и чужой. Колебаний быть не могло: «у всякого порядочного человека сердце бьется на левой стороне», как сказал Гейне. Ибо, коротко говоря, — «левое» было добро, «правое» — зло»¹.

Феномен «левизны» очень многое объясняет в политической истории России начала XX века. Почему, например, не оказалось реальной альтернативы большевизму? Большевизм был всего лишь одним из течений левого лагеря, а левая политическая тенденция доминировала. А еще Макиавелли подметил, что «поговорка в «золотой середине заключается добродетель» не имеет никакого отношения к политике»².

В политических реалиях того времени это означало, что только крайне левые политические течения имеют шансы на успех. Поэтому-то победа умеренно левых сил над первым натиском большевиков в июле 1917 года могла быть только временной, а торжество левого экстремизма — неизбежным. Вот что писал по этому поводу известный политический публицист того времени А. Изгоев: «Между большевизмом и всеми леворадикальными и социалистическими течениями русской мысли существует тесная, неразрывная связь. Одно влечет за собой другое. Русские социалисты, очутясь у власти, или должны были оставаться простыми, ничего не делающими для осуществления своих идей болтунами, или проделать от «а» до «ижицы» все, что проделали большевики»³.

Иными словами, для своей реализации левая идейная парадигма должна была выдвинуть «идеальных носителей идей» (то есть экстремистов-фанатиков).

И, естественно, «идеальным носителем идеи» выступил Ленин, а не Керенский, Мартов или Плеханов. Тот же Изгоев утверждал: «Под каждым своим декретом большевики могут привести выдержки из писаний не только Маркса и Ленина, но и всех русских социалистов... Единственное возражение, которое с этой стороны делалось большевикам, по существу сводилось к уговорам действовать не так быстро, не захватывать всего сразу. Это — не принципиальные возражения, а оговорки трусливого оппортунизма»⁴.

Реальным противовесом большевикам могла бы стать сильная правая тенденция в социально-политической жизни России, но ее не было, точнее, к 1917 году она сошла на нет. Даже гражданская война была, главным образом, борьбой внутри левого лагеря. Это была скорее не война между «красными» и «белыми», а борьба между «красными» и «розовыми». В самом деле, те, кого называли «Демократической контрреволюцией»— эсеры и меньшевики — были «товарищами» для большевиков. Ведущая политическая сила «белого дела»— партия кадетов — в политическом спектре дореволюционной России находилась левее центра, а в гражданской войне правее партии кадетов организованных политических сил не было. Более того, к концу гражданской войны стало ясно, что если и есть альтернатива большевикам, то это — не менее «красный» Кронштадт, разгул «зеленой» крестьянской вольницы, «царь Махно». А эти политические силы еще «левее». Как это ни покажется странным, но военно-политическая победа большевиков приостановила дальнейшее «полевение» России.

Последующий опыт, как нацистской Германии, так и в какой-то мере, сталинского СССР, поставил под вопрос применимость традиционного деления политических сил на «правые» и «левые». Вот как уже упоминавшийся Франк в своей статье «По ту сторону «правого» и «левого» проводил различие между двумя политическими парадигмами: «Прежде всего — чисто философское различие между традиционализмом и рационализмом, между стремлением жить по историческим и религиозным преданиям, по логически не проверяемой традиционной вере и стремлением построить общественнный порядок чисто рационально, умышленно планомерно; во-вторых, чисто политическое различие между требованием государственной опеки над общественной жизнью и утверждением свободы и общественного самоопределения (в этом смысле «правый» значит государственник, этатист, сторонник сильной власти, в противоположность «левому» — либералу); и, наконец, чисто социальный признак — позиция, занимаемая в борьбе между высшими привилегированными, богатыми классами, стремящимися сохранить или утвердить свое господство в государстве и обществе, и низшими классами, стремящимися освободиться от подчиненности и занять равное или даже господствующее положение в обществе и государстве"⁵. Выше приведенные критерии деления «правые — левые» характерны для начала века. Но XX век внес значительные коррективы в критерии деления политических сил и тенденций, причем настолько большие, что сейчас часто говорят о том, что деление на правых и левых устарело. Но это не верно в том плане, что как во всяком общественном явлении, в политике сохранились противоположности, полюса, а значит по-прежнему возможно деление на противостоящие политические парадигмы. Вопрос только в том, что сейчас считать правым, а что — левым.