Вот уже около двух сотен лет среди значительной части общест­венности стран «круга европейской цивилизации» весьма популярна одна этно-филологическая и (в то же время) геополитическая те­ма. Этот интерес то возрастал, то ослабевал в зависимости от той или иной специфики данных хронологических рамок. Речь идет о т. н. «арийской проблеме».

Первая половина XIX-го столетия характеризовалась относительной «юнос­тью» науки сравнительного языкознания. Еще не была установлена четкая система степеней родства древних и современных индоевро­пейских наречий между собой, хотя сама наша лингвистическая семья уже была четко определена. Отсюда и родилась легенда об арийстве германцев. К концу XIX в. лингвисты установили отсутствие непосредственной преемственности носителей западных индоевропейских языковых групп с древними ариями, но живучесть этой легенды выра­зилась не только в ложных идеологических построениях вожаков «третьего рейха», но и на всем обыденном этническом самосознании образованщины Америки и Северной Евразии.

В момент формирования в начале III-го тыс. до н. э.1 племенной группировки под самоназванием «арья» германцы уже более 1000 лет жили раздельно с непосредственными предками героя проблемы. Имя языковых пращуров всех индоевропейцев (в V тыс. до н. э.) нам неизвестно, но оно было по мнению филологов и историков иным2.

Наиболее уродливо мифологизированные и даже грубо мистифициро­ванные формы3 приобрело обсуждение арийской проблемы, к сожале­нию, в современных «постперестроечных» Украине и России. Хотя объективно (и в наибольшей степени) это тема последних двух стран.

Арии (или древнейшие индо-иранцы) начали функционировать под своим собственным именем только тогда, когда они уже отделились от других «подразделений» нашей языковой семьи: от предков хетто-лувийцев, иллиро-пеласгов, праэллинов, балто-славян, албано-фракийцев, армяно-фригийцев, прагерманцев и других, сведений о которых к исторической эпохе не сохранилось. Распространение ин­доиранских (арийских) языков переселенцами из Восточной Европы, Ка­захстана и некоторых районов Западной Сибири во II-м и в I-м тыс. до н. э. в Переднюю, Среднюю и Южную Азию среди преимущественно ав­тохтонного населения придало (в процессе миграций) новые соци­ально-экономические импульсы указанным регионам4. Не обошлось, однако, и без временного разрушения пришельцами некоторых местных высокоразвитых по тем временам структур5. Оставшаяся же на сво­ей евразийско-степной прародине часть ариев была в течение Новой Эры ассимилирована гунно-тюрками, славянами и финно-уграми. Дан­ный же процесс еще более усложнил рассматриваемую проблему, за которой стоит феноменальное и весьма яркое этногенетическое явле­ние.

Последние 8 лет в российской «демократической» (как и в любой иной подобного рода) печати звучат беспрестанные вопли о нацио­нальной «угнетенности» народов как бывшего СССР и царской Импе­рии, так и нынешней «Эрэфии». Русские (под которыми подразуме­ваются только великороссы) обвиняются в «захватничестве и оккупантстве» всех и вся. Безапелляционно утверждается приоритет (по меньшей мере) «коренного населения» во всек границах произвольно нарезанных (разными поколениями правивших последние 80 лет Русью квази-интернационалистами) автономий. Особенно много было «демократического воя» по поводу «справедливой борьбы» чеченского «сопротивления» в защиту «своей столицы» г. Грозного и территори­альной целостности «Ичкерии» на землях сунженских и терских ста­ниц (?).

Однако же, наличие последних предполагает существование здесь и казачества. Причем же здесь «борьба за освобождение Чечни»?

По сути это лишь часть всей проблемы взаимоотношений восточных славян и вайнахов или, еще шире, индоевропейского и северокав­казского этнических массивов. Последние 1600 лет в данное проти­воборство подключился и 3-й элемент — гунно-тюрки.

Вайнахская (чечено-ингушская) этно-языковая общность весьма скудно освещена письменными источниками вплоть до XVII в. 1600-е же годы застают данную племенную структуру в непосредст­венном соседстве с гребенскими и терскими казаками. Вайнахи за­нимали тогда горные районы к югу от современных городских границ Гудермеса и Грозного, а также правобережье среднего и верхнего течения р. Сунжи со смежными территориями вплоть до Большого Северокавказского хребта.

Отсутствие надежных исторических свидетельств о предках ингу­шей и чеченцев до Нового Времени позволяет обратиться нам к дан­ным сравнительного языкознания.

Нахская группа северокавказской языковой семьи начала развет­вляться на диалекты где-то во 2-й половине I тыс. до н. э. К «исторически-освещенной» эпохе сложилось 7 основных чечено-ингушских групп говоров6. Почти все они четко связываются с тем или иным горным районом. И только 1 из данных «макро»-диалектов — «плос­костной». Данное лингвистическое (языковое) обстоятельство говорит о более чем двухтысячелетнем пребывании основной массы вай­нахов в гористой местности. И только одна (из 7!) пра-чечено-ингушская группировка начала осваивать где-то перед рубежом н. э. часть предгорья, В данном случае так называемую Чеченскую равнину — на­клонную правобережную часть долины Сунжи9. Таким образом, срав­нительное языкознание подает правайнахов середины I тыс. до н. э., как очень небольшую компактную «монодиалектную» этно-лингвистическую группу дагестано-урарто-хурритской ветви северокавказской семьи народов10. Жизнедеятельность же пра-чечено-ингушей проходила, судя по всему, где-то в высокогорных районах.

Однако вернемся к реалиям Нового Времени!

Проблема северокавказских горных территорий встала перед Рос­сией в начале XIX в.11 после добровольного присоединения к импе­рии Романовых Грузии и северо-восточной Армении, а также завоевания северного Азербайджана. Как раз в момент «раздумий и сомнений» правительства Александра I в 1814 — 1816 гг. о судьбах горного Северокавказья чеченцами был совершен ряд дерзких военных набе­гов на российские владения, особенно на Хевсуретию и Кахетию. Так что данный раунд русско-вайнахского противоборства (1816-1859 гг.) фактически был начат «ичкерийцами». Последние вели свою борьбу против России, как известно, в союзе с рядом других северокавказских народов, Персией, Турцией, восставшей Польшей, Вели­кобританией, Францией и Сардинско-Пьемонтским королевством. В процессе военных действий в горах русская администрация неодно­кратно практиковала (в порядке «умиротворения») переселения мя­тежных чеченцев и «нейтральных» ингушей на равнинуl2.

Сложилась парадоксальная ситуация — «завоеватель» расширял этническую территорию «порабощаемых». Последние оказались на зем­лях, которые им не удавалось (хотя бы частично) освоить за всю свою предыдущую многолетнюю историю.

Район к северу от Сунжи в годы Кавказской войны (да и позже) населяла группа терских казаков. Сформировалась эта «линия» ста­ниц в 1-й половине XIX в. в значительной степени из переселившихся сюда представителей прекративших тогда свое существование мало­российских казачьих полков13 — главным образом Нежинского и Черниговско­го. Кощунственным в этом аспекте сейчас выглядят «аплодисменты» РУХ-а и иных «самостийников» этнической чистке (что является од­ной из форм геноцида) 1991 - 1994 гг. чеченцев против коренного славянского населения северной половины современной т. н. «Рес­публики Ичкерии». Ведь значительное число убитых, изнасилованных и хотя бы «просто» изгнанных из своих жилищ жертв дудаевского террора — потомки казаков сунженского отдела Терского казачьего войска, а это преимущественно этнические украинцы. Еще большей гнусностью и предательством (в этом аспекте) является участие самостийнических активистов в военных действиях 1994 — 1996 гг. на стороне субъекта геноцида — чеченских боевиков.

XVIII-е столетие для Сунженско-Терского междуречья характерно незаселенностью. Сказался сильный удар нанесенный гребенским казакам азербайджанцами, дагестанцами и вайнахами во главе с султаном Каибом Кубинским в 1707 г.14

Старейшее из русских северокавказских казачьих образований вынуж­дено было тогда отступить на левый берег Терека, но и горцам не удалось в те годы продвинуться севернее Сунжи. «Междуречье» стало «ничьей» территорией — местом стычек терцев и пост-гребенцев с вайнахами во время вооруженных противоборств. Необходимость же возвращения данной казачьей территории России (даже без оглядки на нападения чеченцев на Хевсуретию и Кахетию) — был достаточно ве­сомый тогда предлог для начала военных действий в 1816 г.

В «спокойные» же периоды XVIII-го столетия незаселенные земли Сунженско-Терского междуречья изредка использовалась обеими сторонами для охоты. Событиям 1707 г. предшествовал довольно таки мирный контакт гребенцев с дагестанцами и вайнахами. Серьезных столкновений между казаками и горцами восточной половины Большо­го Кавказского хребта в XVI — XVII вв. не наблюдалось. И для тех, и для других основным противником тогда еще оставались тюрки: крымские татары, пракумыкская и пра-карачаевско-балкарская ветви «пост-ордынских» половцев, ногайцы. «Стопроцентным» мифом является тезис о «400-летней агрессии» России против вайнахов. Непосред­ственное противоборство представителей восточной подсемьи северо-кавказских народов с русскими началось по инициативе первых 300 лет назад — в конце XVII столетия. Нахо-дагестано-хуррито-урарты попыта­лись тогда осуществить очередную (не первую за тысячелетня) свою неудачную попытку завоевать степь, никогда ранее не принад­лежавшую их предкам.

С конца XV и до начала XVIII вв. Сунженско-Терская область была прочно населена гребенскими казаками. Их «городки» до 1712 г. располагались даже на территории нынешней Грозненской агломера­ции. Так что современным «ичкерийским» переименователям не уда­лось раскопать ни одного вайнахского топонима на территории этого этнически «вычищенного» русского города. Чеченские оккупанты сей­час присвоили этому крупному нефтеперерабатывающему центру имя своего покойного главаря. Хотя Грозный такой же вайнахский го­род, как и Марсель - арабский.

Ранее, с середины XIII в. и до эпохи Ивана III, в данном регионе обитала пракумыкская группа поздних («ордынских») Половцев. Гребенцы в XV-XVI вв. их вытеснили на территорию к югу от нижнего Терека. Были ли половцы (кыпчаки или куманы) абориге­нами в Предкавказье?

Нет! Данное тюркское племя расселилось на левом берегу Сунжи лишь после разгрома средневековой северокавказской Алании Батыем. Остатки же данной группы аланов (последнего большого скифо-сако-сарматского племени Евразии) бежали в высокогорье, где явились одним из компонентов современных осетин.

Предыдущие же более чем 3,5 тысячи лет Сунженско-Терское меж­дуречье было арийским, т. е. было населено племенами, в среде ко­торых первоначально зародилась древнейшая индо-иранская речь, а также (позднее) и их прямыми киммерийскими (а затем и скифо-сарматскими) потомками. Без учета, естественно, тех групп ариев, которые ушли во II тыс. до н. э. в Переднюю, Среднюю и Южную Азию. При этом одни евразийские пост-арии последовательно сменяли в восточной части центрального Предкавказья других. Аланы заняли данный район в первые столетия н. э., вытеснив отсюда ранее посе­лившееся здесь другое сарматское племя — росиев (замеченных одним из христианских «отцов церкви» — Ефремом Сирином15). Эта этническая группировка, в свою очередь, выделилась (накануне своего появления в I в. н. э. на Куме, Тереке и Сунже) из боль­шого позднеарийского объединения аорсов.

Р`осии же, покинув затем Предкавказье, явились одним из ком­понентов левобережно-днепровского этногенеза16. Впоследствии (уже ославянившись) это племя явилось фундатором17 нашего ог­ромного восточноевропейского государства, передав нам в наслед­ство свое самоназвание18. Так что выходит, что и восточное Предкавказье — одна из прародин (в данном случае этимологичес­кая) Руси.

Аорсам-росиям в Кумско-Терском регионе предшествовали во 2-й половине I тыс. до н. э. другие сарматские (савроматские) племенные образования. До начала же V в. до н. э. предкавказскую степь и все современное чеченско-дагестанское предгорье (в том числе и тер­риторию нынешних населенных пунктов — Урус-Мартан, Аргун, Ново­грозненский, Шали, Сержень-Юрт, Аллерой)19 занимали скифы (сколоты). Окончательно перебравшись в первые десятилетия 2-й половины I тыс. до н. э. в Крым и таврийские степи эта самая знамени­тая из позднеарийскнх этнических групп уступила почти всю свою северокавказскую территорию савроматам. Лишь некоторые склоны были освоены горцами. Именно тогда (по подсказке данных сравни­тельного языкознания) и началось, повидимому, освоение не­большой группой правайнахов правобережья Сунжи.

Восточное Закавказье (вместе с прилегающей к нему частью Большого хребта) во времена первых древнеперсидских царей (2-я половина VI — начала V вв. до н. э.) занимало объединение саспейров20. Правайнахи, по-видимому, входили именно в это, вассаль­ное Персеполису разноэтничное межплеменное образование, так как наличие других политических «единиц» в районе восточной части Большого Кавказского хребта документами (связанными с той эпо­хой) не замечено. Не были предки «чечено-ингушей» тогда и «су­веренами». «Царь царей» Дарий I в 514 г. до н. э. полностью контролировал северокавказские перевалы, ибо рассчитывал свой поход против скифов завершить где-то между Черным и Каспийским моря­ми21.

Сами же Правайнахи наверняка принимали участие (в составе саспейров) в грандиозных (по тем временам) переднеазиатских нашествиях (руководимыми персидскими Ахеменидами) как против Скифии (да и всей Вост. Европы), так и на Грецию22. Обе мас­сированные «операции», как известно, тогда были отражены.

Скифам в Предкавказье предшествовали киммерийцы — первый до­кументально зафиксированный народ северокавказских и припонтийских степей. Известно его столкновение с древним закавказским государством Урарту в последней четверти VIII в. до н, э. Поход царя этой державы Русы I (через территории племенных союзов западных гру­зин — Гуриани и нахов — Нагиу)23 был направлен, по-видимому, в сторону современной моздокско-малгобекской степи. Киммерийцы раз­громили эту «экспедицию», почти полностью уничтожив армию урартов. Произошло это (согласно ассирийским источникам) где-то при­мерно в 716 г. до н. э. Интенсивное же вторжение киммерийцев в Закавказье, Армянское нагорье и Малую Азию произошло уже в следу­ющем столетии. Тогда значительную их часть вытеснили из Вост. Европы скифы. Упоминает киммерийцев (где-то в 1-й четверти VIII в. до н. э.) в своей «Одиссее» и Гомер.

Хронологическим и территориальным аналогом данной племенной группы является завершающая стадия срубной археологической куль­туры. Ее поздний (белозерский) этап располагался на огромной степной полосе Восточной Европы от Дуная до Волги, от верховий Дона и до Северо-Кавказского хребта в XII — начале VII вв. до н. э. Пись­менные источники как раз и застают последних представителей дан­ного хозяйственного комплекса в качестве киммерийцев, таких же (по мнению большинства современных исследователей) пост-ариев24, как и скифо-сако-сарматы. Последние, как известно, были по языковой генеалогии северо-восточноиранцами. Киммерийцы же, повидимому, — потомки «исконных» (не покидавших своей восточно­европейской прародины вплоть до 680-х гг. до н. э.) ариев. Наи­большее же «широтное» расселение всех «подразделений» этих «тита­нов Евразии» (имевшее место 2300-2400 лет назад) размеща­лось в степном и лесостепном пространстве от западной Монголии и Хакассии на востоке и до Венгрии и Румынии на западе.

Срубная культура — одна из последних в целом цикле т. н. «степной бронзы» огромной территории от Нижнего Дуная и до верх­него Енисея. Эту группу археологических культур специалисты и связывают, в целом, с древнейшими ариями. Первые же памятники «степной бронзы» (катакомбная культура) появляются в восточном Предкавказье еще во 2-й пол. III тыс. до н. э. Так что арийская часть предков русских уже населяла берега Терека и Сунжи почти 4,5 тысячи лет назад!

Влияние же данного компонента в нашем генофонде не меньшее, чем славянского25. Поздне-арийские племена (в т. ч. и ранее нами перечисленные) киммерийцев, скифов-«пахарей», алазонов, гелоно-будинов, скифов-«земледельцев», сполов, росиев и северско-донецкая ветвь аланов сыграли огромную роль в формировании «руси­чей». Существенным элементом формирования восточного славянства явились также античные северо-восточноиранские группировки «цар­ских» скифов, сколото-катиаров, савроматов, каллипидов, «царских» сарматов, языгов, роксоланов, аорсов и сираков. Таков же, при­мерно, «вклад» средневековых буртасов, прочих аланов и аланорсов.

Мощный словарный фонд этих северных иранских племен обнаружен в белорусском, украинском и русском языках лингвистами, начиная с А. И. Соболевского. В восточнославянской лексике на сегодняшний день присутствуют тысячи терминов киммерийского и скифо-сакского происхождения: топор, собака, хорошо, год, огонь, смерд, степь, дом, слово, дело, вина, могила, жрец, чара, вопить, вещать, жевать, хранить и мн. др. Существенен иранский слой и среди наименований гидронимов (водоёмов) Руси. Среди них — Днепр (как, впрочем, и Борисфен), Днестр, Дон, оба Буга, Хорол, Рось, озеро Саки, Суда, Артополот, обе Самары, Сура и пр. Скифо-сарматского и киммерийского «корня» ряд раннесредневековых славянских племенных названий: анты, севе­ряне, поляне, хорваты, бужане, сербы и ряд иных.

В данный перечень входит и сама РУСЬ. Большинство серьезных специалистов в последние годы все более склоняется к северо-восточноиранской гипотезе (в противовес норманнской, тюркской, сла­вянской, балтской, кельтской, готской и ряду других) происхожде­ния нашего основного этнонима. Одни исследователи данное родоплеменное наименование возводят к роксоланам, иные же (что нам кажется более справедливым) — к аорсам. Оба эти мощные сармат­ские племенные потоки сформировались где-то в степном северо-кавказско-нижневолжско-яицко-эмбинско-приаральском макро-peгио­не26.

Антропологический облик жителей юга Вост. Европы, предгорья Северокавказского хребта и дотюркского Казахстана (весь этот «супер»-регион именовался в древнейших индо-иранских текстах Арьянам Вайшья27 — Арийский Простор) довольно-таки однообразен. Эта популяция аналогична, в целом, палеоевропеоидным типам тогдашних Северной и Восточной Европы. С небольшими, естественно, мест­ными особенностями. Данная ветвь североевропеоидной расы у архе­ологов получила условное название - андроновский («степной ев­разийский» у палеоантропологов) тип28. Его представители, впрочем, весьма характерны и для Древней Руси29. Более того, в нашей «народной эстетике» данный прямоносый и относительно светлопигментированный персонаж — считается классическим русским. Он же аналогичен образу песенного «ухаря-купца» или герою пьесы А. Н. Островского — Мизгирю. Полную же антропологическую и эстетическую подноготную образу «гостя» из выдающейся феерии-сказки и фольклорным типам мы видим в шедеврах греко-скифского портретно-бытового искусства V — IV вв. до н. э. (Солоха, Чертомлык, Гайманова могила и др.)30. Русоволосые персонажи этих сцен не только по пигментации, но и по физиономическим характеристикам находят полное соответствие как среди современных великороссов, украинцев и белоруссов (а также среди мордвы и удмуртов), так и у (по палеоантропологическим реконструкциям) у древнерусского населения31. «Андроновский» тип (сформировавшийся в древнейшем Казахстане, волго-доно-днепровских и северокавказских степях — Арьянам Вайшье) не единственный из светловолосых среди восточных славян, но историко-эстетически так сложилось, что именно «степ­ной евразийский» считается «классически-русским» обликом.

Весьма значителен скифосакский и киммерийский вклад в религи­озные верования восточного славянства и, соответственно, в древ­нерусский языческий пантеон. Такие божества как Сварог (Свар-га), Огонь Сварожич (Агни), Вий, Карна и др. — явно древне-индоиранского происхождения. Тот же «этнос» преобладает и в Верховном Пантеоне богов князя Владимира Святославича. Даже ака­демик Б. А. Рыбаков, излишне осторожный к признанию скифо-сако-киммерийского влияния на Киевкую Русь, и тот признает 4-х из этой «шестерки» иранцами: Хорса, Даждьбога, Стрибога и Симаргла32.

Несомненна культурно-хозяйственная и бытовая преемствен­ность русских с миром поздних ариев. Восточные славяне — одна из немногих земледельческих групп Средневековой Европы осущест­влявших пахотные работы на конной тяге33. Это же было свойст­венно и оседлой части киммерийцев и северо-восточных иранцев (большинству носителей позднейшего этапа срубной культуры, «ски­фам-пахарям», алазонам, каллипидам, «скифам-земледельцам», гелоно-будинам, буртасам, «осевшим на землю» аланам, саяно-алтайским динлинам). Большинство остальных индоевропейцев применяло во­ловью тягу на пашне.

Значительны (а в ряде случае и эпохальны) хозяйственные и технические достижения ариев (как ранних, т. е. до переселения части индо-иранцев на юг, так и поздних).

Сюда можно отнести приручение лошади, изобретение колеса, уп­ряжной конский транспорт, боевые колесницы, зарождение всадничества, появление кочевого отгонного скотоводства как нового тог­да (конец II — начало I тыс. до н. э.) хозяйственного уклада. Пер­вый среди автохтонов умеренной климатической зоны Евразии прото-город Вара (названный современными археологами «Аркаимом») осно­ван одной из групп ариев на Южном Урале (XVII в. до н. э.)34. Это произошло, кстати, как раз накануне цикла самых массовых пе­реселений древнейших индо-иранцев (3550-3100 лет назад). Эта «макро-волна» миграций (в отличие от последующей, в Восточную и Центральную Европу, — скифо-сако-сарматской, 12 в. до н. э. — 3 в. н, э.) имела, как известно, южное и восточное направления.

Как ни у какого другого из «лесных» народов у восточных сла­вян опоэтизирована в фольклоре степь. Значительные элементы прик­ладного исскуства, одежды, народной архитектуры, песенно-хореографического творчества, обрядовых действий и пр. связаны с сар­матами, скифами, киммерийцами, племенам срубной и андроновской (в Казахстане!) археологических культур. Восходящий к сакам Сибири «звериный» и полихромный стили в древнерусском декоре пре­обладают (в целом) над праславянским «птичьим»38.

Самая значительная этно-культурная и антропологическая преемственность к поздним ариям среди восточных финнов наблюдается у мордвы-эрзи. В языке последних даже Волга именуется по скифски — Ра. Наиболее «иранизированные» же славянские группы — южно-великороссы и украинцы-«схидняки». В «общесоциальном» же плане среди русских наиболее близко древнему «скифо-сибирскому миру» — казачество. Данная общность — не только культурные и антрополо­гические (как остальные восточные славяне), но в значительной степени и хозяйственно-бытовые наследники поздних степных ариев. «Станичники» во многом реконструировали скифо-сарматский и киммерийский полукочевой уклад.

Здесь уместна галльско-французкая аналогия. Современные пикардийцы, вандейцы, бургундцы, паризийцы, нормандцы и большинство других обитателей современной «5-й республики» — этнические и антропологические потомки кельтов, а языковые — «римлян». Никто не сомневается в такой особенности складывания северо-французской народности. Об этом (постепенной трансформации галлов во фран­цузов) свидетельствует, правда, исчерпывающая историческая ин­формация. У процесса же постепенного преобразования поздних ариев (киммерийцев и скифо-сако-сарматов) в ранних восточных сла­вян (антов) такой документации нет. Впрочем, любая другая ин­формация о регионах, где такое лингвистическое преобразование мо­гло иметь место — отсутствует. И именно в историко-хронологическом «пробеле» от Геродота (сер. V в. до н. э.) и до Иордана с Прокопием Кесарийским (1000 лет спустя). Данные современных специалистов самых различных отраслей гуманитарных наук показыва­ют не меньший, чем праславянский, культурный, хозяйственно-быто­вой, лексический, топонимический, этимологический, теонимический, этнографический, фольклорно-поэтический и антропологический эле­мент генофонда киммерийцев и скифо-сако-сарматов у «русичей»36. Более того, у французов подобная преемственность к галлам даже не столь значительна37, как у восточных славян к поздним ариям.

Казаки же (в т. ч. и терские) в значительной степени (как показано выше) восстановили степной скифско-киммерийский образ жизни. Данный «поли»-субэтнос — не только культурный и расовый (как и остальные русские) потомок, но в значительной степени и хозяйственно-бытовой воспреемник пост-ариев. Казаки восточного Предкавказья — репатриировавшиеся в долины Терека и Сунжи в XV — XIX вв. ославянившиеся потомки киммерийцев и скифо-сарматов.

Предшествовали же «степной бронзе» в Восточной Европе (в т. ч. и на северных территориях современных Ингушетии, Дагестана и т. н. «Ичкерии») этнологически ей близкие (и, в основном, «предковые») энеолитические, неолитические, мезолитические и верхнепалеолитические археологические культуры III — XXXVII тыс. до н. э. По­следний же хронологический рубеж — предел пребывания людей сов­ременного вида Homo Sapiens в субарктической климатической зоне, вообще. В среднем палеолите (40000 и более лет назад) северную половину Евразии населяли представители иного (ныне вымершего) вида людей — неандертальцы. Предки же нынешних т. н. «светлошатенных» народов и были первыми (в современном понимании этого слова) «людьми», заселивших умеренный географический континен­тальный евразийский пояс в его средней и западной части.

Биологическая (что многократно отмечали палеоантропологи38) преемственность «степной бронзы» к еще большей «старине» субарк­тических регионов «идет рука об руку» как с этно-культурным, так и с лингвистическим наследованием. Специалистами отмечены закономерности подобных генеалогических переходов. «Степная бронза» и ряд других соседних и близких ей культур наследуют как энеолитические37, так и еще более древние археологические явления40. Ряд лингвистов (Н. Д. Андреев, в частности) как раз к восточно-европейско-казахстанско-западносибирскому «макро»-региону41 от­носит существование и первые этапы распада (XII — VIII тыс. до н. э.) древнейшей «палео»-праиндоевропейской общности - ностратической (или борейской) языковой макросемьи. Да и сами индо­европейцы ранние этапы своего разветвления42 прошли на юге Вос­точной Европы, вблизи от Северо-Кавказского хребта.

В верхнем же палеолите (40 — 10 тыс. лет назад) субарктическая поздневюрмская приледниковая «лесотундростепная» (ныне исчезнувшая т. н. «арктическая саванна») географическая равнинная полоса от центральноевропейских гор и до Алтая была единой огром­ной «охотничьей зоной». Наши предки «брали дань» с огромных стад мамонтов, шерстистых носорогов и северных оленей.

Северо-Кавказский хребет именно в ту эпоху стал одним из ру­бежей разделения и разветвления «гомо-сапиенсов» (неоантропов). Южные европеоиды освоили северный Индостан, Переднюю и Среднюю Азию, Средиземноморье. Предки же современных светлошатенных по­пуляций расположились «ближе к полюсу» — между Атлантикой и Саяно-Алтаем. Большой Кавказ объективно (в процессе расселения нео­антропов) стал одной из границ двух рас — северных и южных ев­ропеоидов.

Уже в н. э. в восточноевропейской степи появились (в про­цессе военно-переселенческой экспансии) представители смешанной северомонголоидно-североевропеоидной (южносибирской) расы. Пер­воначально это были гунно-тюрки. К золотоордынской эпохе (XIII — XV вв.) Северо-Кавказский хребет южных европеоидов разделял уже с южносибирцами. Но и в этой геополитической комбинации вайнахи остались к югу от Сунжи. Значительное же (опять таки воинское) восстановление североевропеоидами своих позиций в Предкавказье (конце XV - начале XX вв.) почти ничего не изменило в территори­альном расселении чеченцев и ингушей. Народам же южносибирской расовой популяции (калмыкам и ногайцам) удалось сохранить за собой часть ранее завоеванных ими земель.