Как организуются коммунистические манифестации

Советское правительство имеет претензию называть себя правительством рабо­чим, пролетарским. В таком случае казалось логичным предположить, что рабочий класс в России должен себя чувствовать удовлетворенным и довольным. С доказательствами в руках я констатирую противное: русский рабочий класс есть класс, наиболее притесняемый, несчастный и обманутый. Этот факт нужно подчеркнуть; я его тщатель­но наблюдал в различных отраслях промышленности и в разных местах.

В сов. России главной темой разговора рабочего является неизменно сравнение его настоящего положения с положением до революции. Если рабочий вас знает и вам доверяет, попробуйте подойти к нему открыто, и он вам скажет приблизительно следующее: “Нам объяснили, что до революции рабочий жил плохо, но я ел досыта и я кормил мою семью, мои дети ходили в школу. Мне говорят сегодня: теперь власть ваша, власть рабочих, а мне плевать на эту власть, при которой рабочий первый умирает с голоду...” Начинается длинный перечень обвинений, и, слушая его, вы поймете, что ни в одной стране рабочий не поставлен в такие тяжелые условия жизни и труда, как в сов. России.

Я здесь приведу несколько разговоров с рабочими, которые были недоволь­ны старым режимом и активно помогали его свергнуть. Прежде всего я расскажу о рабочем С., который в 1925 г. служил кочегаром в депо на ст. Кавказской Владикавказской ж.д. Этот кочегар еще в революцию 1905 г. вел поезд, полный восставшими рабочими, в Ростов, на помощь революционерам. Значит, пред нами старый революционер рабочий. Он ожидал, конечно, от коммунистической власти чудес, которые в корне изменят к лучшему положение рабочего класса и его в частности. В действительности случилось следующее: его отрешили от должности за то, что он принадлежал в 1905 г. к партии с.-д. (меньшевиков).

Он прогулял без работы довольно долго; наконец, ему удалось найти работу в Ростове на службе Минеральных вод, но так как ему не хватало на пропитание себе и своей семьи, то после своей службы он ходил еще по домам и просил добавочной работы, как кровельщик. Еще до революции этот рабочий при помощи сбережений сделался маленьким собственником, а именно, он жил в собственном маленьком домике возле вокзала, вблизи места его работы. Я часто к нему заходил. Скромное довольство царило там. Ныне при рабочем правительстве он ютится с женой и тремя детьми в маленькой грязной клетушке, в пригороде. Трудно описать эту обстановку нищеты; не хватает даже посуды, и члены семьи соблюдают при еде очередь. Три поломанных стула и одна грязная постель — вот и вся их мебель. Я знал этого человека раньше, он был всегда прилично и чисто одет. Теперь он шьет одежды из старых полотняных мешков. Когда я ему предложил несколько мешков из-под муки из моей конторы Нансена, несчастный поблагодарил меня со слезами на глазах. Он сшил из них платья для себя и для своей семьи. Я узнал от него, что только раз в неделю он мог позволить себе роскошь иметь мясо за столом. Иметь молоко для детей стало недостижимой роскошью. Я предложил ему пакет чаю; он заваривал его в редких случаях, а ежедневно пил напиток из цветов акации. Иностранные делегации должны бы проникнуть в эти лачуги, должны бы найти путь для разговора с русскими рабочими, но туда, в эти лачуги, надо идти без сопровождения сов. гида, надо знать язык страны и иметь “доверие населения; тогда только можно узнать правду о его жизни.

Я говорил об С., как об одном из тысяч других. Вот, например, слесарь Янкель Я., рабочий завода “Аксай”: это один из важнейших заводов земледельчес­ких орудий в России. 20 лет с детства он служит на этом заводе. С приходом коммунистов его грубо прогнали за принадлежность к меньшивикам. Хотя он отрекся от прошлого, его нигде не принимали, ему было отказано в работе, и он побирался от двери к двери, выпрашивая маленькие починки.

Я знал рабочего Павла К., который работает на табачной фабрике Асмолова, в Ростове-на-Дону, национализированной большевиками, перекрещенной в фабри­ку “Розы Люксембург”. Я был в общении с этим рабочим с 1911 г. Он мне признался недавно: “Я получаю теперь 58 рублей, но в день получки жалованья, когда я приближаюсь к кассе, мне показывают длинный список отчислений и всяких вычетов из моего жалованья: с меня удерживают взнос в профессиональный союз, за газеты, на которые меня принуждают подписываться; меня заставляют платить 50 коп. на Авиохим, с меня взыскивают 40 коп. на МОПР, столько же в пользу английских безработных, еще на поддержку заводского комитета и т.д. За всеми этими вычетами я получаю в конечном счете — 40 — 45 руб. Если вы пробуете протестовать, или хотя бы посмеяться над газетами, которых не читаете, над этими иностранными безработными и над всякими “Авиохим”, вас немедленно выгонят с завода, а в худшем случае и арестуют. Так случилось с тремя моими товарищами: их рассчитали, и коммунистическая ячейка, самое деспотическое учреждения, запретила категорически давать им работу где бы то ни было. Нужно молчать и брать 40 руб. Но что я на них куплю, если цены упятерены против довоенных. До войны я зарабатывал 65 руб. и я их получал сполна, до последней копейки. Это было время золота, все было дешевле: фунт белого хлеба стоил три копейки; сейчас я плачу за фунт белого хлеба 10 — 11 коп., черный хлеб — 6 коп., за масло, стоившее 20 коп. фунт, платится сейчас 1 рубль, одежда недоступна... Как же мне жить на мои 40 руб.? Рабочая жизнь в России — это адская жизнь, будь она проклята, эта ненавистная рабочая власть, под которой русский рабочий умирает с голоду. И коммунисты смеют нам говорить, что они работают для рабочего! Когда они нуждались в нас в момент революции, они кричали: вы будете жить все в дворцах, все будет ваше. Хороши же наши дворцы. Я платил за комнату до революции 10 руб. в месяц, и больше меня ничто не касалось. Я плачу за нее теперь 8 руб., но сверх того я плачу 5, 6 и даже 10 руб., которые мне присчитывают за воду, за ремонт, за канализацию и т.д., так что комната мне теперь обходится вдвое дороже, чем прежде.

Но положение К. относительно еще хорошее. Возьмем другой случай: вот рабочий простой смазчик, который получает от железной дороги 18 руб. 90 коп. в месяц. Этих денег ему не хватает даже на хлеб. Ничто так не обличает советского режима, как отчаянное положение рабочего класса в России.