II. КРЕСТЬЯНЕ И ПОМЕЩИКИ: ДИНАМИКА КОНФЛИКТА

Деревня встретила февральскую революцию весьма насторо­женно. Хотя крестьяне и поругивали царя-батюшку под горячую руку, для них было как-то неожиданно и странно вдруг остаться без государя. Глубинные монархические представления о власти оказа­лись довольно крепкими.

Растерянность и беспокойство, вызванные отречением царя, нашли отражение в оценках самих деревенских жителей — совре­менниках и очевидцах бурных событий весны 1917 года. Крестья­нин И.А. Григорьев из Окуловской волости Новгородской губернии позже вспоминал: «Наш забитый мужик с ужасом узнал о случив­шемся. Что же это, мол, Господи Боже, царя-батюшку сместили! И что теперь только будет? О каких-то большевиках слух доносится, недоброе которые задумали».1 Тревожное настроение деревни пе­редает и А.В. Заморин из села Никольского Симбирской губернии: «Крестьяне находились в неведении, что сотворилось в русской земле. «Сам черт не разберет, — говорили они. — Кто говорит: царя сменили и посадили его сына, а кто говорит, что революционеры захватили власть в свои руки».2 Сумбур в головах был большой.

Однако вскоре в деревню зачастили посланцы различных по­литических партий; всем им хотелось понравиться мужику, зару­читься его поддержкой.

Сельские жители сразу же уловили заинтересованность город­ских эмиссаров. Со свойственным им прагматизмом и хитрецой стремились распознать цели и, прежде всего, позицию «гостей» по земельному вопросу. Охотнее слушали эсеров, обещавших поме­щичьи владения, и даже записывались к ним в партию «ежедневно десятками и больше», как вспоминал Е.К. Кузьмичев из Волоко­ламского уезда Московской губернии.3 В селе Вишневе Курской губернии только и слышно было от приезжих городских агитаторов на сходах: «Надо голосовать за партию социалреволюционеров».4 А в селе Телековке Николаевского уезда Самарской губернии, по сло­вам крестьянина В. Захарова, «в то время все называли себя социа­листами-революционерами».5 «Не дремали и большевики, — писал Федор Кузнецов из деревни Гадыши Новгородской губернии, — Они сразу заинтересовали бедняков и середняков. Те были в восторге от речей большевиков. Только кулаки не очень-то радовались».6 А кто-то симпатизировал народным социалистам и даже анархистам.

Сельских жителей уговаривали, обольщали сладкими речами. «Крестьяне совершенно терялись в недоумении, — сетовал волоко­ламский мужик, — не зная, кто враг наш, кто друг».7 А одному из крестьян-толстовцев, напротив, эсеры и большевики виделись со­вершенно определенно, ибо выдавали себя «спасителями и благоде­телями». «Они — рассуждал он, — вроде горячо любят народ и даже порой за это сами шли на самопожертвование, но любовь эта фаль­шивая... Для них люди были пешками в политической игре, в стремлении к власти над людьми... хотя это и прикрывалось хоро­шими целями — как будущее благо человечества».8

В деревню наведывались представители и других партий, приво­зили вороха листовок, произносили витиеватые речи, что еще больше разжигало страсти людей. Однако основная масса их, по справедли­вому замечанию В. Булдакова, реагировала «не на партии как тако­вые, а на выгодные им, или соответственно интерпретированные ло­зунги».9 Для крестьян важно было — кто и когда даст землю.

Одновременно деревенское общество все более непримиримо относилось к старым местным органам власти. Забитое, на первый взгляд, сословие проявило исключительную оперативность к само­организации; сравнительно быстро во многих губерниях стали воз­никать сельские органы власти под различными названиями: коми­теты народной власти, союзы, советы и др. В противовес Времен­ному правительству деревня стремилась убрать прежних волостных старшин и сельских старост. В Вологодской губернии, например, большинство волостных комитетов — 75 % — было создано по ини­циативе самих крестьян и только 25 % по указке властей. Подобное наблюдалось и в других регионах.10

Однако в крестьянской среде, социально неоднородной, не было, как и среди политических партий, цельного и четкого пред­ставления о справедливом решении вопроса о земле. Серьезное беспокойство за свою собственность на землю проявляли не только хуторяне, отрубники, подворники, но и другие категории сельского населения, боявшиеся потерять хотя бы и небольшой клочок земли.

Большинство историков сейчас сходится во мнении, что де­ревня в первые месяцы после февральской революции 1917 года не торопилась осуществить «черный передел»; она терпеливо и зако­нопослушно ожидала объективного решения аграрной проблемы новой властью. Тем более, что Временное правительство в начале мая стало коалиционным и значительно полевело. Наряду с кадета­ми в него вошли эсеры и меньшевики, а лидер партии эсеров В.М. Чернов стал министром земледелия. На Первом Всероссийской съезде Советов крестьянских депутатов, проходившем в Петрограде с 4 по 8 мая 1917 года, доминировали тоже социалисты-революционеры. Из 1115 делегатов эсеров было 537, социал-демократов 103, народных социалистов — 4, беспартийных 136. Не назвали свою партийную принадлежность 329 делегатов.11 Значи­тельная часть делегатов высказалась против немедленной передачи помещичьей земли крестьянам, считала целесообразным отложить решение этого вопроса до Учредительного собрания.

Но на съезде прозвучали и другие требования. В частности, Ле­нин в своей речи призывал крестьян «брать всю землю на местах не­медленно», «не теряя ни одной недели, ни одного дня», «не в собст­венность, не в раздел, а только в общее пользование».12 Он пытался убедить делегатов, что хозяйствование на отдельных участках, хотя бы вольным трудом, не спасет, что «необходима всеобщая трудовая повинность», нужен переход «к общей обработке зем­ли в крупных образцовых хозяйствах» и т.п.13 К захватному образу действий призывал делегатов и большевик Зиновьев.14

Однако эти и подобные им призывы и предложения не нашли поддержки на крестьянском съезде. Более того, при выступлении ораторов-ленинцев, из зала неслись протестные выкрики и оскор­бительные реплики.15

Решение Первого съезда Советов крестьянских депутатов, при­нятое 25 мая 1917 г., было выдержано в эсеровском духе: взять на учет все помещичьи угодья Земельным комитетом; превратить их в общенародное достояние для уравнительного трудового пользования без всякого выкупа; все дело подготовки, окончательного решения земельного вопроса на Учредительном собрании передать в руки са­мого трудового населения.16 В одном из документов съезда подчер­кивалось: «До окончательного установления нового закона о земле захват частновладельческих земель отдельными лицами и общест­вами не целесообразен и не желателен, а потому недопустим».17

Схожую с решениями Первого крестьянского съезда советов позицию по аграрному вопросу занял и Первый Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, заседавший с 3 по 24 июня 1917 г.

Он поддержал разработанную аграрной секцией идею всеобъ­емлющего решения земельной проблемы Учредительным собрани-ем. Подчеркнул, что верховное право распоряжения землей должно принадлежать народу (а не государству, на чем настаивали больше­вики), порядок пользования землей устанавливается самим трудо­вым земледельческим населением. Съезд высказался против немед­ленной ликвидации помещичьего землевладения, считая недопус­тимым самочинные захваты и разделы земли. Пока же до Учреди­тельного собрания съезд предлагал частичное реформирование аг­рарных отношений: регулирование арендных цен, уничтожение от­работочной системы, предоставление крестьянам права на обработ­ку пустующих земель и временное пользование помещичьим ин­вентарем, семенами через земельные комитеты. Санкционировано также изъятие земли из сферы товарного оборота и пр. Большевист­ская программа национализации земли была отвергнута.18

Таким образом, и очередной представительный форум — Пер­вый съезд Советов рабочих и солдатских депутатов — поддержал умеренные шаги аграрного реформирования, выступил против без­ответственных призывов о немедленном всеобщем переделе земли. Любопытно, что Ленин, дважды выступавший на пленарных засе­даниях съезда и касавшийся многих вопросов, о земле ни разу не обмолвился. Скорее всего из тактических соображений, чтобы не раздражать лишний раз деревню чуждыми для нее идеями о нацио­нализации земли и коммунизации землепользования. Не случайно большевики в своей пропагандистской работе стали ограничиваться призывами общего характера: «земля должна принадлежать наро­ду», «землю крестьянам без выкупа» и пр.

Сельский мир, понятно, требовал помещичью землю все реши­тельнее, но к скоропалительному «черному переделу» пока не при­бегал, не решался «из-за греха» — как позже объяснял Я.Д. Наумченков — крестьянин из Калужской губернии.19 Деревня ограничи­валась в основном паллиативными действиями. В первую очередь стала явочным порядком сокращать плату за арендованную у по­мещиков землю. В селе Никольском Симбирской губернии, к при­меру, помещику Казакову, который брал за аренду десятины по 15 — 16 рублей, крестьяне предъявили ультиматум — «не больше одного рубля» и припугнули, что «и совсем не будут платить». И барину пришлось уступить.20 Жители села Милеева Калужской губернии, арендовавшие у землевладельца Скворцова 300 десятин заливных лугов, вообще отказались вносить плату, несмотря на уговоры за­житочных односельчан. Их примеру последовала соседняя деревня Новинки-Иноча.21 А там, где помещики проявляли упорную несговорчивость, крестьяне просто их игнорировали: самовольно выпа­сали скот на барских лугах, скашивали траву, рубли лес, прибирали к рукам пустующие земли, а иногда и засеянные.22 Распри деревни с помещиками нарастали. Но на более радикальные захватно-погромные акции крестьяне не решались.

В довольно сложном положении, в складывающейся ситуации, оказались хуторяне, отрубники — собственники земли. С одной сто­роны они тоже были не прочь получить прибавку к своим участкам за счет передела барских угодий, но их серьезно пугали эсеровские проекты социализации и особенно большевистские призывы к на­ционализации всей земли. К тому же, хуторяне уже на себе испы­тывали недовольство и давление крестьян-общинников. В ряде гу­берний (Казанской, Самарской, Саратовской и др.) участились тре­бования о передаче отрубных и хуторских участков всему деревен­скому миру, а кое-где наблюдались и самочинные захваты хутор­ских владений. Для крестьян, имевших землю в подворном владе­нии, возникала опасность лишиться той самостоятельности, кото­рую они с немалым трудом обрели. А таких крестьянских хозяйств по 47 губерниям Европейской России к 1917 году было 51 %.23

Но оказалось, что их интересы, за исключением кадетов и час­тично меньшевиков, никто не защищал. Удивляет и то обстоятель­ство, что Первый съезд крестьянских депутатов, проходивший в мае 1917 года, просто проигнорировал чаяния крестьян-собственников. В известных 242-х крестьянских наказах, утвер­жденных съездом, не нашлось ни одного пункта, отражающего пра­ва этого значительного слоя деревни. Создается впечатление, что эсеровская верхушка сознательно «просеивала» наказы с мест с це­лью исключить из окончательного документа любые притязания крестьян на земельную собственность. А ведь известно, что на сельских и волостных съездах в наказах нередко звучали требова­ния оставить землю в собственность крестьянам. Так, по подсчетам Т.В. Осиповой, в 203 крестьянских наказах волостных и сельских сходах, деревенские жители отстаивали право собственности на землю.24 Но, к сожалению, их голос не был услышан. По существу, крестьяне-собственники оказались заложниками идеологических амбиций политиканствующих партий.

Все это подталкивало мелких земельных собственников к кон­солидации с целью защиты своих прав. И когда в Москве в середи­не мая 1917 г. состоялось учредительное собрание Всероссийского съезда земельных собственников, в нем приняли участие свыше 300землевладельцев, в том числе, хуторян и отрубников из 31 губер­нии. Собрание высказалось за объединение собственников без раз­личия сословий, вероисповедания, принадлежности к политическим партиям и размера земельных владений с целью сохранения частно­го землевладения и земледельческой культурны.25 1 июня 1917 г. прошел Всероссийский съезд земельных собственников также с участием крестьян-владельцев земли. Конечно, на этом съезде крупные землевладельцы защищали, прежде всего, свои эгоистиче­ские интересы. Но одновременно они поддерживали и всех кре­стьян-собственников, а их были миллионы. Более того, съезд сделал шаг навстречу всему крестьянству, высказав намерение принять меры к увеличению размеров землевладения крестьян, имеющих малые земельные участки, не позволяющие ведение интенсивного хозяйства. Правда, это мыслилось осуществить за счет казенных и удельных земель. В случае же их недостаточности, предполагалось отчуждение в пользу малоземельных и части владений крупных собственников «на добровольной, соответствующей их действи­тельной стоимости оценке». На собрании также подчеркивалось, что «земли, принадлежащие трудящемуся населению, отчуждению не подлежат».26

Вскоре, в июне-июле, прошли съезды земельных собствен­ников по регионам. Съезд земельных собственников Московского уезда, где из двухсот делегатов более четверти составляли хуторяне и отрубники, подчеркнул в своих решениях, что частная собствен­ность «является залогом экономического благосостояния»; «хуто­ряне и отрубники считают недопустимым самую мысль о социали­зации земли». Рязанский съезд собственников, на котором присут­ствовало 300 делегатов, главным образом хуторян, постановил при­соединиться к Всероссийскому союзу земельных собственников, поддержать его программные требования и даже признал необхо­димым основать свою газету.27 Поддержала крестьян-собственников и партия народных социалистов.28

Это движение, направленное на объединение собственников и борьбу за свои земельные права, распространилось и по другим гу­берниям. Одновременно оно вносило и раскол в среду крестьянства, отдаляя общинников от крестьян-собственников, все более попа­давших в сферу влияния помещиков, что, несомненно, усложняло внутридеревенские отношения.

А между тем конфликт с помещиками все более разрастался. Вскоре в деревню стали возвращаться фронтовики,   солдаты-дезертиры, отпускники из лазаретов и тыловых гарнизонов. На­строенные крайне радикально и даже агрессивно, они еще больше разжигали, будоражили односельчан, подталкивали их к захватным действиям. В июле 1917 г. участились хищения урожаев хлебов с полей, засеянных помещиками. В Погромской волости Воронеж­ской губернии, по свидетельству самих же крестьян, они «стали по ночам нападать на имения и понемногу тянуть с полей посевы, а потом стали добираться и до запасов хлеба в амбарах».29 Разверну­лись массовые порубки барского леса. Крестьянин Ф.Ф. Карташев из села Синие Липяги, той же губернии, так описывал воровские набеги на хозяйский лес: «организовалось несколько крестьян и по­ехали самовольно рубить лес у помещика Елика. На них глядя и другие крестьяне начали присоединяться к рубке леса. Таким обра­зом один по одному присоединялись и, наконец, поехало рубить лес все село».30 Верховодили чаще всего солдаты. В селе Темновке Са­марской губернии все его жители, организованные воином-земляком, за три дня вырубали целую рощу, принадлежавшую по­мещикам Лебедеву и Соплякову.31

Обстановка в деревне в августе — сентябре 1917 г. резко ос­ложнилась. Сроки выборов в Учредительное собрание оказались отодвинутыми на ноябрь, аграрные страсти накалялись, недоволь­ство крестьян стало перерастать в неповиновение. На уездных и гу­бернских съездах Советов, несмотря на уговоры эсеров и эмиссаров Временного правительства, все чаще звучали требования крестьян «не ждать до Учредительного собрания, земля нужна сейчас».32 По­ложение помещиков становилось рискованным, несмотря на под­держку части зажиточных мужиков. Чаще всего помещики, как это было в Любегощской волости Тверской губернии, тайно распрода­вали свой сельхозинвентарь доверенным лицам, прятали ценное имущество и покидали усадьбы, надеясь переждать смутное время подальше от своих владений. Другие еще надеялись договориться с сельским обществом, пытались использовать свою землю путем ис­польщины на льготных для крестьян условиях; заигрывали на сель­ских сходах, «курили махорку с мужиками» даже принимали их у себя дома.33

Однако деревня уже выходила из повиновения. Поутихшие было на время полевых работ антипомещичьи выступления, вспых­нули в конце лета — начале осени с новой силой. Они приобретали более острые формы: поджоги, вооруженные захваты, погромы, из­гнание помещиков. В Сычовском уезде Смоленской губернии  в короткий срок были сожжены и разграблены усадьбы Ермакова, Синягина, Крымова, Безобразова, князя Лобанова и других.34 Из Тулы в сентябре писали: «В Ефремовском уезде полному разгрому под­вергаются от 10 до 20 имений в день». В Раненбургском уезде Ря­занской губернии обычными становились «ежедневные системати­ческие уничтожения и разгромы усадеб. Каждую ночь несколько пожаров».35 Из Нижегородской губернии сообщалось: «Широкие волны анархии земельных беспорядков, погромов и пожаров поли­лись по лицу родной земли. Темный народ, подстрекаемый своими врагами, уничтожает свое достояние, свое добро. Крестьяне громят имения, ломают сельхозинвентарь, режут скот, жгут постройки, разрушают сельхозшколы, разбивают склады спирта, толпы народа перепиваются, звереют и затевают братоубийство».36 В Козловском уезде Тамбовской губернии крестьяне уничтожили более 20 име­ний, сожгли хозяйственные постройки, хлеба, разгромили даже сельское опытное поле, на котором сами учились по-настоящему хозяйствовать.37

В сентябре — октябре 1917 года в Центральной России про­изошли 3500 крестьянских выступлений.38 Раздражение крестьян, копившееся десятилетиями, выплескивалось в самых крайних фор­мах, вплоть до физических расправ над владельцами имений. Сказы­вались и застарелая злоба, ненависть к «барину-шкурнику», про­шлые обиды, да и подстрекательство анархиствующих элементов. Имение княгини Голициной в Гжатском уезде Смоленской губернии разъяренная толпа окружила темной ночью. Голицина была убита, а имение сожжено.39 В селе Ново-Макарове Воронежской губернии батраки ворвались в дом старой помещицы в ее отсутствие. Сопро­тивление им пыталась оказать молодая женщина, видимо, родствен­ница, но была зарублена топорами.40 На станции Грязи Тамбовской губернии крестьяне расправились с князем Вяземским...41

Конечно, было бы ошибочным считать, что большинство дерев­ни участвовало в погромах, грабежах и, тем более, в физических рас­правах. «Самую активную роль, — по свидетельству жителя села Но­ворепное Самарской губернии В.Т. Захарова, — играли батраки и бед­нейшие крестьяне, которые считали, что они в борьбе ничего матери­ального не потеряют, так как у них ничего нет. Середняки же были ни за, ни против, а зажиточные... все время боролись за помещиков».42

В подмосковной деревне крестьяне вели себя спокойнее. К прямым захватам частной земли в августе 1917 г., за редким исклю­чением, не прибегали. Ограничивались снижением арендной платы за помещичью землю, запрещением владельцам имений порубки ле­са в своих угодьях, повышением подесятинного обложения господ­ских и церковных земель и т.д. Видимо, сказывалось влияние со­циалистов-революционеров, особенно в западной земледельческой части губернии (Можайском, Верейском, Звенигородском уездах), где целые деревни считали себя эсеровскими. Это обстоятельство в известной мере сдерживало нетерпение сельского общества. Эсеры входили в коалиционное правительство, и среди крестьян все еще популярной оставалась идея созыва Учредительного собрания, спо­собного, по мнению многих, справедливо решить земельный вопрос. Но в конце сентября, убедившись в беспомощности центральной и местной власти, подстрекаемые леворадикальными элементами, кре­стьяне и здесь преступили закон: начали растаскивать инвентарь и скот, громить усадьбы. В Сухановской волости Подольского уезда в короткий срок оказались захваченными все земли князей Волкон­ских, в Московской уезде, в селах Малаховка и Маркове, поделены угодья графа Шереметьева. Крестьяне деревни Турово Серпуховско­го уезда постановили «реквизировать землю княгини Мещерской».43 А в Можайском уезде в раздел между жителями деревень Мажутино и Уварово пошли земли и покосы Владимиро-Екатерининского жен­ского монастыря.44 Еще агрессивнее действовали крестьяне в Воло­коламском уезде. Там не только отобрали и поделили землю и ин­вентарь княгини Шаховской, но и разорили усадьбу. Такая же участь постигла имение графа Чернышева-Крутикова в Яропольце. Воло­коламский крестьянин Е.Г. Кузьмичев уже после октябрьских собы­тий 1917 г. так излагал сложившуюся в уезде ситуацию: «Видя хотя и бескровный, но такой всеобщий захват их земли, помещики день ото дня становились все трусливее. И, наконец, стали совсем исче­зать с горизонта революции».45

Настойчиво подталкивали деревню к радикальным действиям большевики. В.И. Ленин в конце июля 1917 г. предрекал: «переход земли к крестьянам невозможен теперь без вооруженного восста­ния».46 А чуть раньше, в январе этого же года, рассуждая об одной из коренных причин поражения революции в 1905-ом, вождь кон­статировал: крестьяне тогда «сожгли до 2 тысяч усадеб и распреде­лили между собой жизненные средства... К сожалению, крестьяне уничтожали тогда только пятнадцатую долю общего количества дворянских усадеб, только пятнадцатую часть того, что должны были уничтожить ...».47 Выводы напрашивались сами собой. Погромы и грабежи барских имений приобретали в октябре 1917 года широкий размах. Воинские команды, направляемые из губернских и уездных центров для пресечения беспорядков, дейст­вовали неуверенно, а иногда принимали сторону крестьян. Это по­рождало вседозволенность и еще более развращало деревню. Наря­ду с разграблением помещичьих усадеб наблюдались повсеместные погромы хуторских хозяйств, расхищение скота, инвентаря, хлеб­ных запасов. Эти акции еще более разжигали рознь в деревне и прямо препятствовали общекрестьянской борьбе за земельную ре­форму, порождали на местах сумятицу, анархичность действий, тормозили выработку демократических законодательных актов о земле. Помимо прочего, разгромы хуторских и отрубных хозяйств наносили удар по зарождавшемуся, но еще не окрепшему фермер­ству - новому институту деревни.

Все эти негативные процессы усугублялись тем, что нередко местные крестьянские Советы под нажимом люмпенской части де­ревни старались узаконить подобные погромные действия. Больше­вики в этой ситуации, не имея# притягательной для крестьян про­граммы по земельному вопросу, все чаще прибегали к декларатив­но-демагогическому лозунгу — «Вся земля крестьянам» и находили отклик. Беспредел нарастал.

Перспективный, демократический путь развития экономики российской деревни оказался прерванным не только из-за бездея­тельности и нерешительности Временного правительства, но и под напором большевиков и других левых партий, видевших в крестья­нах-собственниках серьезную преграду для реализации своих уто­пических идей.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. 1917 г. в деревне (воспоминания крестьян). М., 1967. С. 187.

2. Там же. С. 87.

3. 1917 г. в деревне. Указ. соч. М., 1967. С 154.

4. Там же. С. 35.

5. Там же. С. 221.

6. Феноменов М.Я. Современная деревня. Опыт краеведческого обследо­вания одной деревни (д. Гадыши Валдайского уезда Новгородской губ.). Л. М., 1925. С. 37.

7. 1917 год в деревне. Указ. соч. С. 154.

8. Булдаков В. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М, 1997. С.106.

9. Там же. С. 106.

10. Осипова Т.В. Российское крестьянство в революции и гражданской вой­не. М., 2001. С. 15.

11. Советы крестьянских депутатов и другие крестьянские организации. Том первый. Часть 1 (март — октябрь 1917 г.). М., 1929. С. 132.

12. См. В.И. Ленин. Полн. собр. соч. Т.32. С. 165, 174, 180.

13. Там же. С. 188.

14. Булдаков В. Указ. соч. С. 106.

15. Советы крестьянских депутатов и другие крестьянские организации. Указ. соч. С. 134.

16. Там же. С. 122.

17. Там же. С. 129.

18. 3локазов Г.И. Материалы 1 Всероссийского съезда Советов рабочих и крестьянских депутатов.// Отечественная история. № 6. 1993. С. 145-146.

19. 1917 год в деревне. Указ. соч. С. 148.

20. Там же. С. 86.

21. Там же. С. 147.

22. Академик Минц И.И. История Великого октября. Т. 2. Свержение вре­менного правительства. Установление диктатуры пролетариата. М., 1968. С. 504.

23. Судьбы российского крестьянства. Под редакцией академика Ю.Н. Афа­насьева. М., 1996. С. 465.

24. Осипова Т.В. Указ. соч. С. 19.

25. Советы крестьянских депутатов и другие крестьянские организации. Том первый. Часть II. (март — октябрь 1917 г.). М., 1929. С. 150.

26.Там же. С. 167-168.

27.Там же. С. 157.

28. Осипова Т.В. Российское крестьянство в революции и гражданской вой­не. Указ. соч. С. 34.

29.1917 год в деревне. Указ. соч. С. 65.

З0. Там же. С. 31.

31. Там же. С. 223-224.

32. Советы крестьянских депутатов. Указ. соч. Т.1. Ч.1. С. 109.

33.1917 год в деревне. Указ. соч. С. 168, 158, 170.

34.Там же. С. 104.

35. Академик Минц И.И. История Великого октября. Указ. соч. Т. 2. С. 839.

З6. Першин П. Н. Очерки земельной политики русской революции.М., 1918. С.95.

37. Там же. С. 94.

38. Осипова Т.В. Указ. соч. С. 52.

39. 1917 год в деревне. Указ. соч. С. 105

40. Там же. С. 67. 41.Там же. С. 59.

42. Там же. С. 228.

43. Учёные записки МОПИ им. Н. К. Крупской. Т. CXVIII. 1962. ?. 83.

44. Борьба Московской большевистской организации за крестьянские массы в 1917 г. М, 1957. С. 82-84. 45.1917 год в деревне. Указ. соч. С. 155.

46. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 5.

47. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 322.