JPAGE_CURRENT_OF_TOTAL
Глава 3. Раннесредневековый и Киевский циклы культурогенеза Центральной России
Геополитическая ситуация VII-X вв. и становление государства Русь
С момента своего появления как народа славяне, постоянно жившие в тесном общении со многими племенами - носителями иных культурных традиций, в силу разных причин и на разных условиях входили в состав различных государств. В начале существования они оказались в Аварском каганате и Византийской империи. Позднее западные славянские земли подчинились германскому императору, а восточные славяне упоминаются в источниках в связи с Хазарией, норманно-варягами и загадочным Русским каганатом, поиски которого вот уже более ста лет с переменным успехом ведут ученые разных поколений, и есть серьезные основания полагать, что даже самые доказательные обоснования его местонахождения останутся гипотетичными.
Тем не менее, если обратиться к геополитической карте народов, населявших в средневековье Русскую равнину, придется отметить, что оседлость и территориально-общинный принцип социальности сделали славян не только основой этнокультурной консолидации, но и, в определенной смысле, «государствообразующим» элементом в ареале их совместного расселения с номадами и древне-иранцами. Гидронимика27 степных территорий юго-востока Руси, бывших в период Великого переселения эпицентром формирования сотрясавших Европу «империй варваров», красноречиво свидетельствует об одновременном проживании рядом с разнообразными кочевниками славян - аорсов-полян. Они же - единственные, кто не утерял племенного названия и идентификационных признаков из всей массы обитавших здесь грозных аланских, готских, гуннских, аварских, болгарских и хазарских объединений [64, 38].
В этом смысле именно судьба аорсов-полян-русов, разделенная с иноплеменным славянским и инородным населением срединной части Русской равнины, - стержень геополитических событий в Центральной России средневекового времени. И представление о ее поворотах есть представление об истоках и началах регионального, да собственно и национального государственно-политического оформления.
Археологические данные показывают, что в VII веке Левобережье Днепра было самым стабильным, с активно и последовательно развивающейся интегрированной культурой, регионом Восточной Европы. При этом своеобразие мужского и женского головных уборов заставляет археологов говорить о существование или, как минимум, зарождении здесь особого племенного союза [14, 147]. Однако в последней трети этого столетия эволюционное развитие культур Днепровского Левобережья прерывается военной экспансией группы подунайских славян: уходя от кровопролитных междоусобиц, захлестнувших первое Болгарское царство, и агрессивной политики Византийской империи, они заселяют земли от Днепра на западе до верховьев Сейма и Пела на востоке [62, 13]. Большое количество укрытых в то время и невостребованных кладов указывает на гибель в ходе столкновений с переселенцами верхушки аборигенного населения (колочинская и пеньковская культуры). Однако сохранившаяся его часть, будучи близкой славянам «по уровню общественного строя, не отличаясь резко и многими чертами культуры, в том числе, по-видимому, языком» [14, 147], достаточно быстро образовала новую общность. Этому в какой-то мере способствовали и интенсивные контакты славян с обитателями салтовских поселений [56, 65] северянской части территории Левобережья (памятники волынцевской культуры).
Начавшийся этнокультурный симбиоз уже в первой половине VIII столетия осложняется экспансией Хазарского каганата, спровоцировавшей дальнейшее продвижение славян в лесостепную зону между Днепром и Доном. Миграции усилились после принятия Хаза-рией иудаизма (730 г.) и погромного похода Мервана28 в 737 году, когда, как пишет И.Е. Саратов, «значительная часть славянского населения северокавказского региона была потеснена хазарами-тюрками к западным и северным границам Хазарской империи. Часть переселилась в лесостепную зону и входила в Хазарскую федерацию с весьма широкой автономией» [65, 41-42], обусловив рост существующих и строительство новых поселений по всей полосе лесостепи от Центрального Поднепровья до устья Оки, не исключая верхнего течения Северского Донца и Дона.
Нависшая военная угроза активизировала консолидацию разобщенных племен и групп населения и привела к образованию племенных союзов. К концу VIII - началу IX века арабские источники фиксируют три мощных племенных объединения восточных славян: Киевское, Артанское, Славия, локализация которых в настоящий период затруднена и является скорее предметом публичных дискуссий, нежели всесторонне аргументированным историческим знанием. Тем не менее вполне допустимо соотносить обозначенные прагосударственные формирования с неоднократно упоминаемыми в аутентичных нарративных источниках Нижней, Средней и Верхней Русью, а учитывая направление славянских миграций и зоны смешения населения, усматривать непосредственную связь консолидационных процессов с территорией Центральной России, в частности лесостепного Подонья и Посемья и созвучных Арте-Арсе Рязани и Ростова.
Косвенно это подтверждает и колоссальный археологический материал. Самым значительным и самым интересным из ныне известных памятников этого времени археологи считают Битицкое городище (Сумская область, Украина), бывшее, по их мнению, во второй половине VIII - начале IX вв. крупнейшим населенным пунктом и единственной крепостью на землях Днепровского Левобережья. Материалы раскопок - внушительные размеры, большая укрепленная площадь и сложность оборонительных сооружений, насыщенность культурного слоя предметами вооружения и конской сбруи - характеризуют Битицу не только как крупное полиэтничное ремесленно-земледельческое поселение, снабжающее продукцией обширную территорию, но и как военно-административный центр предгосударственного периода, по значимости не имеющий аналога в Восточной Европе в целом [70, 78]. Его обитатели являлись и носителями древностей «волынцевского типа», оказавшего большое влияние на культуру северян, и представителями кочевого этноса, что доказывают обнаруженные при раскопках жилые постройки, аналогичные юртам29. Но в контексте исследуемого вопроса наиболее значимы вещественные свидетельства того, что алано-тюркские обитатели Битицы составляли управлявшую оседлым земледельческим населением политическую верхушку Северской земли.
На этом фоне убедительным кажется утверждение Е.С. Галкиной, что «к концу VIII века на территории от левобережья Днепра до Среднего и Нижнего Дона образовалось единое экономико-политическое объединение с центром, очерченным лесостепным вариантом салтовской культуры. Туда входили оседлые племена североиранского (русы) и славянского происхождения, а также кочевники сармато-аланы (асы) и праболгары, первоначально занимавшие подчиненное положение и постепенно переходящие к оседлому образу жизни.
Данное политическое объединение имело обширные торговые связи и самую развитую в Восточной Европе того времени производящую экономику <...> Анализ материальной культуры и письменных источников показывает, что это объединение по уровню развития соответствует раннему государству» [15, 325-326].
Другим материальным свидетельством возможного вхождения части Днепровского Левобережья в раннегосударственное образование являются памятники Салтово-Маяцкой культуры: шесть городищ (Красное, Алексеевское, Колтуновское, Мухоудеровское, Верхнеольшанское и Маяцкое) правого берега Тихой Сосны и ее притоков с практически отсутствующим культурным слоем закрывали в начале IX столетия стасорокакилометровую границу со Степью. Убедительный аргумент организованности тех, кто их строил и защищал.
Не менее выразительны и косвенные признаки. В пределах распространения салтовской, борщевской, роменской археологических культур отмечается высокое развитие ремесла, скотоводства, земледелия, огородничества и садоводства, а главное, хождение «варварских подражаний»30 куфическим дирхемам - собственное монетное обращение, наряду с распространением рунического письма31 являющееся важнейшей приметой государственности.
Жизнь на Битицком городище прекращается в первой половине IX века, почти одновременно с уничтожением салтовских поселений, о чем М.И. Артамонов пишет следующим образом: «Уничтожение салтовской культуры <...> вероятнее всего рассматривать как результат беспощадной расправы хазар с непокорным., народом, проведенной планомерно и целеустремленно» [7, 358].
В летописи есть загадочные строки, воспринимаемые как легенда, о выплате славянами-русами хазарам «дани мечами». Исследователи по разному истолковывают этот фрагмент текста: от принуждения покоренного народа к «участию в войнах, которые вел каганат» [65, 41-42] до обязательств поставки в Итиль определенного количества высокого качества мечей, изготавливаемых ремесленниками-умельцами, но.сам факт данничества никем не отрицается. Согласно Нестеровой «Книги времен», несколько позднее этих событий (во второй половине IX века) славянские племена полян, северян и вятичей отдавали хазарам «по горностаю и по белке от дыма», обеспечивая себе прикрытие от степняков-кочевников и облегчая связь с ремесленными и торговыми центрами, оказавшимися в зависимости от Хазарии.
Протекторат племенных территорий Центральной России фиксируют и другие исторические источники. В пространном письме хазарского царя Иосифа сановнику кордовского халифа Хас-Даю Ибн-Шапруту (60-м гг. X в.), описывающем предельные границы Хазарии периода ее могущества - второй половины VIII - первой половины IX вв. - приводится полный список хазарских данников, перечисленных в последовательности маршрута зимнего «полюдья» кагана, начинавшегося с Поволжья и завершавшегося на Дону. Наряду с финно-угорскими племенами в этот список внесены вятичи на Оке, северяне на Десне и приднепровские славяне32 [54, 205]. Сведения указанного источника перекликаются с данными ал-Идри-си, в сочинении которого (XII в.) упоминается ряд этниконов «Вантит»33, «С-в-р», «С-л-виюн», соответствующих названию славянских племен вятичей, северян, радимичей и полян, плативших дань хазарам до появления руси в Среднем Поднепровье в 860-х гг.
Разрушение салтовских крепостей и запустение поселений заставило северян позаботиться о защите своих земель от кочевников. С начала IX века Курское Посемье превратилось в восточный форпост славян Северского союза на границе с совершавшими беспрестанные набеги степняками. Археологические исследования территории Курской области, выявившие вдоль рек Сейм, Свапа, Тускарь, Псел, Курица 66 славяно-русских городищ, обнаружили единую продуманную систему мощных мысовых укреплений, организация которой, по мнению руководителя Посеймской археологической экспедиции В.В. Енукова, было бы невозможна без существования собственных властных структур34.
Северские «города», расположенные, как правило, в 5-10 км друг от друга, образовывали несколько линий обороны. Первая проходила по Пслу (Гочевская, Горнальская, Суходольская и др.). Вторая, наиболее мощная, тянулась по Сейму (Липинское, Кудеярова Гора, Сугровское, Коробковское, Артюшковское, Гора Ивана Рыльского, Синайское и др.) и его притокам - Тускари (Курское, Шуклинское, Переверзево-2) и Рати (Ратское, Титовское). Третья линия была устроена на Свапе (Ратманское, Старогородское, Моисеевское, Красный Курган и др.). Такую внушительную защиту можно было выставить лишь объединенным усилием массы народа.
Прав В.П. Даркевич, утверждая, что «иерархически организованное и имущественно дифференцированное общество восточных славян, живших по законам обычного права, в ходе своего развития рождает государственную власть, которая была бы способна защищать людей от вторжения врага и внутренних распрей, осуществлять управленческие функции. Поэтому столь значительна роль на ранних этапах становления Киевской Руси внешних факторов - варяжского и хазарского. Налицо «стимул ударов» (внезапные вражеские нападения) и «стимул давлений» (непрерывный напор степных кочевников), что рождало противодействие - укрепление государства и его институтов [23, 53].
Конец IX столетия ознаменовался двумя поворотными геополитическими событиями: перемещением печенегов в Донские степи, уничтожившим жизнь ряда поселений салтовской культуры и лишившим северян надежного заслона со стороны степей, и выходом на восточно-европейскую политическую арену Киевской Руси, развернувшей государственное объединение восточнославянских территорий. Призвание летописных варягов на княжение, вероятно, имеет более глубокие причины и, вне сомнения, свою, пока сокрытую от исследователей, логику. В контексте же осмысления предшествующих ему даннических отношений и с учетом последующих событий можно говорить о долголетнем противостоянии славян-русов и Хазарии. Противостоянии, закончившемся поэтапным «перехватом» дани у хазарского кагана через присвоение его «полюдья» и утверждение воли князя-руса надо всей славяно-русской территорией Восточной Европы.
Начало этому процессу положил хитроумный Хельга, известный в истории как князь Олег, при жизни названный Мудрым (Вещим). Итоги целого ряда археологических экспедиций свидетельствуют, что его дружина в конце IX века захватывает слабо заселенное северянами Черниговское Подесенье, о чем сообщает и «Повесть временных лет»: «Победил северян, и возложи на них дань лъгку, и не дал им хазарам дани платить» (ПСРЛ, т. 1, стб. 24); завоевал земли по берегам реки Сулы, подчинил древлян, радимичей, угличей и уничтожил господство кагана хазарского. При этом множество запустевших после кампании Олега роменских поселений на юге и появившиеся «следы» роменской культуры «на севере» позволяют предполагать, что часть активных северян ушла тогда на восток - в Волго-Донское междуречье35.
Однако в пользу того, что в состав киевского государства вошло крупное объединение северян говорит тот факт, что «Повесть временных лет», рассказывая о князьях отдельных, не подвластных Киеву земель - Мале (древляне), Рогвольде (Полоцк) и Туре (Тур), соотносит других с Русской землей. Тот же источник под 907 г. отмечает, что в Чернигове, Переяславе, Ростове, Любече, а также в других русских городах - центрах, подчиняющихся великому киевскому князю земель, находятся князья - вассалы Олега: «по тем бо городом седяху великие князи под Олгом сущее» [59, 210].
На территории Посемья растут племенные центры (Курск, Горналь, Липино, Рыльск, Гочево), крупные ремесленные поселения и целый ряд укреплений, что свидетельствует о непрерывном поступательном развитии Северской земли. Культурной активности способствовало, в частности, и то, что при присоединении новых территорий внутренняя этническая структура управления, как утверждает О.П. Рапов, «не перекраивалась» даже у колонизируемых инородцев: использовались исторически сложившиеся системы властвования - погосты. Заменялись лишь местные органы власти - «уже с конца IX в. великие князья сажали в отдельных землях и крупных городах своих наместников мужей-бояр» [59, 212].
Формированием племенных и межплеменных центров - прото-городов, завершился к середине X века период выделения родовой славянской аристократии. Археологические данные свидетельствуют, что плановые схемы оборонительных линий и принципы расположения протогородских поселений на местности были едиными для всех хронологических периодов и всех областей Руси. Сходными приемами укреплялись и поселки площадью в сотни или несколько тысяч квадратных метров, и гигантские поселения, расположенные на десятках гектаров. Строились они на естественно защищенных площадках - мысах, вершинах холмов или холмов-останцов, островах среди болотистых низин и потому имели лишь одну искусственно защищенную сторону, где отрывался глубокий ров и насыпался высокий вал. По остальному периметру устанавливались деревянные стены столбовой конструкции или частокол-острог. Такими на Руси IX-X вв. были многие города, но существовали и более совершенные укрепления, когда валы насыпались по всему периметру поселения, усиливаясь деревянными конструкциями с идущим поверху частоколом или деревянными стенами (городища Титчиха на Дону и Горналь на Пеле). Сооружались такие крепости в местах возможных нападений кочевников.
Первые князья Киевской Руси именовались каганами. Об источнике такой титулатуры существуют разные мнения: одни утверждают ее хазарское, другие бесспорно русское происхождение. Хотя этимологическая трактовка достаточно однозначна: каган - тюркское обозначение высшего статуса военного правителя, возглавляющего объединение племен, имеющих своих вождей. Т.е. каган - звание, равное императору. И в этом смысле, какой бы ни была причина заимствования этого титула, сам факт его использования - не только свидетельство наличия определенной традиции, но и веский аргумент культурно-политической преемственности нового государства. На практике это означает, что «новорожденная» Киевская держава формируется из уже существующих, возглавляемых своими племенными вождями политических образований, в том числе и славянских, руководимых «князьями».
Первый государственный акт Олега, утвердившегося с «варяжской» русью в Киеве в конце IX века, - присвоение дани, которую какое-то время брали хазары со славянских племен Среднего Поднепровья» [59, 232], выглядит на этом фоне как своеобразное «возвращение» территорий, несколько десятилетий находившихся в хазарской даннической зависимости.
В 964-965 гг. киевский князь Святослав, повторив маршрут хазарского полюдья, нанес Хазарии сокрушительное поражение, после которого хазарский каганат практически полностью утратил политическое влияние. Русь, напротив, превратилась в довольно прочное централизованное государство с крупными развитыми городами (Торопец, Смоленск, Дебрянск, Чернигов и другие) и единой столицей в Киеве.
Завершение освоения земель восточных северян происходило в условиях реформ Ольги и Владимира. На период княжения Ольги приходится качественное усовершенствование и упорядочение системы управления землями36, внесшее в общество ощущение стабильности и порядка. На основе ее реформ развивалось процветание Киевской Руси эпохи Владимира и Ярослава.
Археологи, однако, отмечают следы пожарищ конца X - первой половины XI вв. на ряде роменских городищ (Большое Горнальское, Мешково, Люшинское и Переверзево-2), показывающие, что присоединение во второй половине X столетия восточных северян к Киевской Руси не было добровольным - Владимир Святославович покорял семичей силой, и в 70-е годы пали Горналь, Рыльск и Курск.
Гибель роменских городищ и их запустение позволило исследователям долгое время говорить об истреблении северян в ходе завоевания и заселении их территории переселенцами из других славянских земель. Однако данные последних археологических экспедиций свидетельствуют лишь о насильственном сгоне роменцев в крупные поселения, что, по-видимому, делалось с целью облегчения управления коренным населением, продолжавшим еще на протяжении многих лет сохранять свое этническое своеобразие. При этом отдельные города, такие как Курск и Рыльск быстро растут: вероятно, в силу торгового значения и выгодности расположения их выбирают опорными пунктами киевского посадника. Тем не менее, не исключено, что часть особенно «непримиримых» посемьцев вновь, как во времена Олега, укрылась от власти киевских князей в землях соседей-вятичей, до начала XII века сохранявших относительную независимость от Рюриковичей.
Днепровское Левобережье активно использовалось киевскими князьями для подчинения земель радимичей и вятичей. Археологи установили, что характерные для юго-восточной северянской окраины курганные группы X-XI вв. со смешанными погребениями (Петровское, Гочево, Липино37) - некрополи с преобладающим обрядом трупоположения в яме, оставленные разноплеменными гарнизонами крепостей Владимира Святославича. По мнению А.К.Зайцева, крупные дружинные центры, строительство которых отмечено в летописи следующим образом: «...И рече Володимер: се не добре еже мало город около Киева <...> И паче нарубати мужи лучшие из Словен, и от Кривичи, и от Чюди, и от Вятич и от сих насели грады» [30, 70], -показатель государственного становления Киевской Руси, завершившегося укреплением южных рубежей силами всех объединенных к тому времени племен. Одновременно с появлением пограничных крепостей возникает большое число новых и растут старые роменские поселения, часть из которых - Курск, Рыльск, Липино, Дмитриев, Льгов, Гочево, Беседино, Горналь и Мухино на Свапе «превратились в настоящие города» [1, 163). Активно развиваются земледелие и ремесло.
Аналогичные процессы укрупнения поселений, развития ремесленных центров и активизации торговли наблюдаются и на Смоленской земле, где Гнездовский Смоленск, плативший Киеву дань и участвующий в военных походах на стороне киевских князей, превратился в мощную крепость на западной границе Руси. Зона кривичского расселения расширяется на юг - к верховьям Десны (с. Болвой) и в прилегающие к ней районы Ипути, Остера и Сожа, на юго-восток в верховья Угры и по Волге на восток е Ростово-Суздальскую землю [17, 183-245]. Здесь, на лесных пространствах и в Ополье, колонизация продолжает носить свободный земледельческий характер, охватывая всю большую территорию и втягивая в интеграционные процессы значительное количество разноплеменного народу.
На земле восточных северян, входивших в XII в. в Черниговское княжество, хорошо изучен в настоящее время только этот значительный могильник.
Сложившаяся в раннем средневековье социальная терминология и дружинная лексика, чередуя языковые термины и этнокультурные элементы в материальной культуре, обнаруживает черты синтеза славянской, иранской и тюркской традиций. В частности, титулом правителя наряду со славянским князь остается каган; старшая дружина князя именуется славянским определением мужи или тюркским бояре и т.д. Однако за этим своеобразным «вхождением в традицию» просматриваются более существенные основания и более глубокие корни: восходящая к арийской южно-этническая титулатура, мифологический и археологический материал свидетельствуют о давней связи со Средиземноморьем и преимущественной обращенности Руси к открытым пространствам Юго-Востока.
Данные смежных наук - археологии, этнологии, исторической географии, этнографии, лингвистики и др. подтверждают, что в эпоху становления и развития Киевской Руси южные и юго-западные лесостепные территории были плотнее заселены, более развиты в культурном отношении и еще хранили следы великих предшествующих эпох. Русь манили открытые степные пространства, где, сменяя друг друга, рождались и гибли, сталкиваясь с номадическими культурами, богатые и утонченные торгово-ремесленные цивилизации, с которыми она была связана кровно. В частности, до времен Мстислава, сына князя Владимира, Тмутаракань считалась «отчиной» русских князей. «Установление контроля над степью... стало для Руси главной национальной задачей, от которой зависела ее судьба как государства и нации» [33, 47], и хотя экспансия Киевской Руси была направлена на северо-восток, где жили менее организованные племена и были свободные земли, ее помыслы до определенного времени устремлялись на юг и запад.
Киевская Русь объединила «Великий Свитьод» степей и лесостепное «царство городов» - «Гардарик»38, возникновение которых явилось следствием синтеза славяно-русских и международных интересов на торгово-транспортных магистралях Средневековья. С летописным призванием варягов-воинов «княжить и володеть», держать мир и вершить волю, разворачивается процесс консолидации восточнославянского социума, основанный как на общем интересе, так и на вооруженной силе, уравновешиваемой вечевым правом, что позволяет некоторым исследователям определять политическую систему Киевского государства как военную демократию.
Вещий Олег, воссев в Киеве, на рубеже IX-X вв. постепенно собирает вокруг него территории недавних данников варягов и хазар39, занимаемые единым, представленным, в первую очередь, русами и славянами суперэтносом, объединяя разные, разбросанные на огромных пространствах восточной Европы племена общим, исходящим из Киева принципом действий. Дружинная русь князя Игоря, быт которой напоминал быт хазарского господствующего слоя, через систему полюдья с объездами подвластных территорий распространила контроль над славянскими племенными землями и заявила о себе миру военными походами и «договорами» (911, 944 гг.) с могущественной Византией, приобретя там и свое имя. 40.
Княгиня Ольга заменила племенное деление государства территориальным на города с волостями и погосты в сельской местности, с системой управления через княжеских посадников-наместников (назначенных, выборных и утвержденных князем) и старост - старших в «верви» - общине, стимулировав процессы этнической консолидации и государственного строительства, обеспечения безопасности и определения своего места в евразийском культурно-цивилизационном регионе. Воинственный Святослав преследовал двойную цель - устранение главного восточного соперника - Хазарского каганата - и утверждение на Дунае, официальной границе Византии. Его гибелью заканчивается период формирования восточнославянского суперэтноса41.
При князе Владимире изменилось отношение к экзогенным факторам этнополитического развития, приоритетным стало внутреннее обустройство. К этому времени волна славянского расселения поглотила Волго-Окское междуречье, Залесье, Верхнее Поднепровье и Подесенье. Формирующаяся в X веке единая городская культура способствовала быстрой аккультурации иноэтничных групп в городских центрах и ассимиляции малочисленного финского населения городской округи - мери, веси, муромы, практически не упоминаемых в источниках после X столетия. Сеть погостов отмирает, княжеская власть упрочивается непосредственно в городах, где продолжаются интенсивные процессы этнокультурного синтеза, «заданные» уже самими функциями этих поселений как административных, торговых и ремесленных центров [54, 332]. Тем более что с конца X столетия племенные центры стали возглавлять представители великокняжеского рода - сыновья Владимира Святого, получившие возможность создания собственных административных органов и дружин и право разрешать территориальные споры самостоятельно и мобильно.
Разрушающиеся родоплеменные отношения и возрастающее значение городов требовало новых связей - унифицированной идеологии и закона, обретение которых к концу X столетия явилось одной из важнейших задач государственного строительства. Этим обусловлены реформы последних десятилетий века - публичная власть, территориальное деление, регулярное взимание налогов, правовая система («закон русский» - право городовой Руси), княжеское войско и военная повинность, получившие логическое завершение в консолидирующей идее принятия единой «надплеменной» веры и образовании централизованной Киевской державы.
Славяне - русы - варяги - кто они?
Проблемы происхождения Руси и русскости, поставленные еще во времена MB. Ломоносова и В.Н. Татищева, вот уже более двухсот лет с разной степенью горячности обсуждаются историками и философами, филологами и лингвистами, профессиональными культурологами и мудрецами-любителями, согласно их позиции причисляемыми то к норманнистам и антинорманнистам, то к славянофилам, евразийцам, русофилам и русофобам.
На гребне волны всеобщего интереса оказались эти вопросы и в последние десятилетия минувшего века. И пусть современное общественное и научное сознание, отразившее «почти болезненное обострение внимания к данной тематике <...> не привело к существенному обогащению новыми идеями двухсотлетней дискуссии» [51, 5], оно выдвинуло, может и абсурдные с точки зрения классической науки, но весьма любопытные идеи и гипотезы, породив желание еще и еще раз поразмыслить над событиями начала отечественной истории.
В сущности, «три кита» национально-государственного генезиса символизируют всем известные и на удивление по-разному воспринимаемые понятия: славяне, русы, варяги. И если первое - «славяне» - откликается душевным теплом приязни к тому, с кем и с чем вырос, два других пробуждают хотя и настороженное, но полное детского любопытства восхищение удачливым, отважным и легендарным родственником. И это живое, непреходящее ощущение родства, заставляющее с интуитивным недоверием относиться к «повествованию» о пришельцах с северных морей, установивших твердой рукой и мудрым правлением строгий порядок и благоденствие на просторах Отечества, понуждает со вниманием вглядываться в любое, даже самое скупое, упоминание о русах и варягах, где бы и в какой форме оно не встречалось.
Авторы ряда наиболее любопытных из развивающих эту тему публикаций последних лет (И.Е. Саратов «Следы наших предков» (1985 г.) [65, 33-43]; Н.А. Ульянкин «Откуда есть пошла русская земля» (1993 г.) [78]; Г.Ф.Хохряков - «Русские. Кто мы?» (1993 г.) [87]; В.П. Даркевич «Происхождение и развитие городов Древней Руси (Х-ХIII вв.)» (1994 г.) [23, 43-60]; В.В. Седов «Древнерусская народность» (1999 г.) [66]; Г.Н.Анохин «Новая гипотеза происхождения государства на Руси» (2000 г.) [6, 51-61]; Е.С. Галкина «Тайны Русского каганата» (2002 г.) [15]) вызывают интерес где осторожной, а где и откровенно дерзкой интерпретацией давно известных исторических фактов. Один из ключевых вопросов обсуждения - происхождение и географическая, этническая и культурная локализация тех, кого называли «рус», - решается исследователями преимущественно с южнорусских позиций, отсылая читателя к целому ряду источников.
Идею рождения руси в евразийских степях, впервые высказанную в конце XIX столетия ошельмованным советской историографией Д.И. Иловайским (1882 г.) [34], во второй половине XX века поддержали многие авторитетные ученые: Г.В. Вернадский предположил аланское происхождение термина рус, определив самостоятельное государственное образование Русь как результат слияния славянских и аланских элементов (1959 г.) [93; 63, 75, 79]; Б.Н. Заходер обосновал существование раннего южновосточнославянского государства, переходного от племенного объединения или княжения - предшественника Древней Руси (1962 г.) [31]; Б.А. Рыбаков, основываясь на остроумной интерпретации давно известных текстов, указал на локализацию в VI—VII вв. племен под названием русь в Поросье с главным городом Родень (1964 г.) [63]. В последние годы появились новые имена, новые гипотезы и новые попытки аргументации славянского происхождения русов, основанные на сопоставлении преимущественно аутентичных нарративных источников и последних данных нумизматики, археологии, лингвистики и гидро-, топо- и этнонимики.
Привлекаемые современными исследователями и их предшественниками текстологические и топонимические свидетельства содержат немало примеров славяно-русского присутствия в войске Атиллы (433-454 гг.) и гуннском племенном союзе, а также в этнических и политических образованиях, позднее сменявших друг друга на пространствах от Днепра до Волги, от Верховьев Донца и Дона до Крыма и Кавказа. Есть сведения о «народе рус», обитавшем в VI веке в причерноморских степях, в «Хронике» византийского автора первой половины VI в. Захария Митиленского (Ритора) [22, 143-148]. Как «вид» славян упоминаются русы в сочинениях Ибн Хордадбеха (IX в.) [38, 124]. Средневековый арабский писатель и историк IX-X вв. ал-Масу'ди прямо указывает на этногенетическое родство Прикаспийских хазар, славян и руссов. «...Русы и соседи их по этому морю тождественны с хазарами», «...что касается язычников, находившихся в стране хазарского царя, то некоторые племена из них суть славяне и русы<...>, в Хазарской стране находятся славяне и русы <...> Это славянское племя и другие примыкают к востоку и простираются на запад...» [65, 37].
Исландские географические карты42 и сочинения XII—XIV вв., отражающие устную традицию времен активных культурных контактов народов Скандинавии и Руси, русскими называют земли юго-восточной части территории Европы вплоть до границы с Азией по реке Танаис43, именуя эти обширные пространства «Великим Свитьодом» (Svipjod hin mikla) [46, 146-147]. Многократно повторенное в скандинавских сагах, расплывчатое и неопределенное понятие «Великий Свитьод» обретает в географических источниках конкретный смысл как одно из раннесредневековых названий Руси. Поскольку эту же территорию Снорри Стурлуссон во введении к «Младшей Эд-де» [49] и Исиодор в «Планисфере» [92, 5v и бг] именуют Сифия (Скифия), очевидным становится и происхождение термина «Свитьод», и место, куда окольными путями стремилось возвратиться загадочное «Константинопольское» посольство «русов», упомянутое под 839 г. в «Вертинских анналах».
Не менее примечательно и уточнение одного из древнеисландских текстов: «В том государстве [Великом Свитьоде] есть [часть], которая называется Русия, мы называем ее Гардарики» (I austanverdri Europa er gardariki)44. На карте топоним Гардарик45 отмечен много севернее, а самое раннее его использование не выходит за пределы Х столетия, подсказывая историкам время возможного появления руси в краю болотистой тайги и прозрачных озер.
В других западноевропейских источниках - английских, германских, польских [45, 130-140] - также обнаруживаются свидетельства существования северных или прибалтийских русов, правда, не настолько явные, чтобы подсказать направление научного поиска. А вот строка из сочинения арабского писателя Фарси: «Русы состоят из тех племен, из коих одно ближе к Булгару, а царь его живет в городе, называемом Куяба <...>; другое племя называют Славия и еще племя называют Артания, а царь его находится в Арте <...> Арта находится между Хазаром и Великим Булгаром, который граничит с Румом к северу», - подвигла на кропотливую работу не одно поколение исследователей, предлагавших различные варианты лингвистической и географической идентификации упомянутых топонимов (или этнонимов).
И.Е. Саратов, анализируя разноплановые исторические, археологические, лингвистические данные последних десятилетий века и отталкиваясь от значения вайнахского слова «арта» - поле, определил местоположение многоэтничной «Артании» (Арсании) в степной зоне севернее Кавказского хребта с центрами в бассейне Донца и Дона, Северном Приазовье и устье Кубани. «О том, что поляне-русы жили в степных просторах юго-востока Европы, красноречиво говорят названия многих рек этого региона (древнее название Волги -Рос, а Оскола - Рось, на правом же берегу Днепра - реки Рось, Россава, Роська). Именно на этой территории в различные периоды первого тысячелетия жили племена, названия которых так созвучны с названиями упомянутых рек: аорсы, роксоланы, росы, росомоны, русы-поляне», - писал он еще во времена Советского Союза [65, 38].
Н.А. Ульянкин, основываясь на очевидном единстве материальной культуры, почти в этих же рубежах - от гг. Киева и Чернигова до современных Курска и Воронежа - локализовал Русь VI-VII вв. и назвал ее Днепровской [78].
Пределами Днепровского Левобережья и бассейнов Среднего Дона и Верхней Оки очертил границы сильного «прарусского» государства VII-VIII вв. В.В. Седов [66], одним из первых отвергнув подчинение згой земли Хазарскому каганату.
Предположение В.В. Седова весьма аргументировано развивает Е.С. Галкина, опираясь на новейшие археологические, нумизматические и эпиграфические исследования. По ее мнению, современные научные данные доказывают реальное существование неоднократно упоминаемого в арабо-персидской и западно-европейской литературе (Ибн Русте, Гардиди, «Худуд ала Алам», «Бертинские анналы») Русского каганата, несколько веков отождествлявшегося с Хазарией. Главный этнос этого, как считает исследователь, военно-торгового государства составляли заселявшие верховья Донца и Дона сармато-аланы, оказавшие значительное влияние на славянские племена раннего средневековья и вместе с ними образовавшие первое русское государство, локализуемое на юго-востоке Восточно-Европейской равнины, на территории верхнего и среднего течения реки Дон-Танаис («река славян»), Северского Донца и притоков Днепра, вместе образующих торговую «реку рус», с востока ограниченную водоразделом Дона и средней Волги и Суры, средним Доном, Хопром и Медведицей, с запада - восточными славянами и с юга - Донецким кряжем («Русская гора») и булгарским Подоньем «Именно земли Русского каганата после его гибели вошли в ядро Киевской Руси, оставив славянам имя «Русь», - убеждена Е.С. Галкина [15, 34].
Поисками загадочного государственного образования «Русский каганат», название которого встречается в самых разных средневековых источниках, занимались в XX столетии и приверженцы норманнской теории происхождения руси. Так, П.Н. Милюков центром каганата русов или «русского каганата» называл Тимерево городище под Ярославлем46, указывая на его перенасыщенность скандинавскими памятниками как на свидетельство автономного существования норманнов, которые здесь, по его мнению, «составляли своего рода касту, державшуюся особняком от местного населения». «Словене (новгородские колонисты), кривичи, чудь и меря - были как раз теми племенами, над которыми русы из каганата в какой-то форме осуществляли свою власть до своего ухода», - писал он [47, т.1, 424-426].
Наш современник историк-«норманнист» Р.Г. Скрынников, идентифицирующий русов с варягами и викингами, определяет характер этой «власти» следующим образом: «...Русы торговали мехами, медом и другими товарами, которые они получали как дань в землях финнов и славян. Кроме того, норманны промышляли работорговлей» [68, 17]. Ученый, отмечая вслед за Милюковым особую роль Тимерева на водном пути «из варяг в арабы» (из Ладоги на Волгу), на пути «из варяг в греки», аналогичной функцией наделяет Гнездовское городище на Днепре под Смоленском, отмеченное на археологической карте самым крупным из известных в Европе, как считает исследователь, норманнских некрополей [68, 17].
Приведенные и не упомянутые гипотезы, подразумевающие сходство или подчеркивающие различие русов и славян или русов и норманнов, позволяют выстроить цепочку умозаключений, доказывающих если не этногенетическое родство славян и русов, то их многовековое тесное соседство и сотрудничество в буквальном смысле этого слова. Становится очевидной историческая логика автономного существования, по крайней мере, трех, отстоящих друг от друга на многие километры, но связанных течением рек территорий, заселенных в раннем средневековье разными народностями, среди которых росы-русы играли особую роль. В этом контексте объяснимо и появление в достаточно короткое историческое время разветвленных торговых коммуникаций трансконтинентального значения, и ход социальных и политических событий в жизни восточных славян.
Напрашивается вывод: можно искать следы Русского каганата не только в степной и лесостепной зонах Восточной Европы, но и в лесном Междуречье и дальше на север, однако, чтобы согласиться с норманнской теорией пришествия русов с северных морей, надо напрочь отвергнуть древнеисландское предание, в частности, «Младшую Эдду» [49, 11-12] с ее рассказом о том, что Один пришел со своими родичами - асами, заселившими страну и установившими в ней законы, из Сифии47.
Таким образом, отмежевавшись от норманнистов в оценке происхождения русов и обосновав возможность их родства со славянами, вернемся к попытке определения значения терминов рус, славянин, и варяг.
Легендарная история отбирает и хранит в памяти далеко не случайные события. И первое, что кодирует самую существенную и сущностную информацию - слово, имя, название, которые по божественному закону животворения сохраняют тайну смысла «перворождения». Так что искомая разгадка (или одна из возможных) изначальной сути этих понятий может быть сокрыта в их этимологии.
Византийские историки и писатели (Прокопий Кесарийский, Менандр Протиктор, Иоанн Эфесский, Исидор Севильский, Иордан, Феофилакт Симокатта) свидетельствуют о том, что в славянском обществе, не позднее VI столетия перестроившемся на военный лад, достаточно рано выделился особый социальный слой - вожди и дружинники [48; 239-244, 247, 252, 260].
«Греческое военное руководство - «Маврикия», составленное во второй половине VI столетия говорит, что словены и анты48 имеют много начальников (оно называет их риксами, слово, которое в древнем языке означало начальник, господин - одного корня с латинским словом rex - король)», - пишет М.С. Грушевский в своей «Иллюстрированной истории Украины» [19, 39].
Автор «Стратегикона» (конец VI - начало VII вв.), отмечая, что у славян много предводителей, также называет их «rex'». Другой источник, описывая войну антов с готами (третья четверть IV в.), относит к «гех'ам» легендарного Божа, распятого вместе с сыновьями и 70-ю старейшинами [35, 115]. По сведениям того же автора, славянский rex Мусокий имел флот из лодок-однодревок, a rex Пирогаст возглавлял крупный конный отряд [48; 252, 264, 266]. Известен и славянский князь (къпегъ) этого же времени - Ардогаст, управлявший целой страной и возглавлявший походы на Византию, откуда дружинники толпами приводили рабов, поселяемых на общественной земле. И те определенное время платили оброк и несли повинности в пользу господина. Так, вероятно, начинались княжеские домены, потому рядом с городищем - жилищем князя - и обнаруживаются обслуживающие его ремесленно-земледельческие поселения [63, 22].
Но вернемся к термину «rex» и его бытованию в более поздние времена. Среди использующих это загадочное слово и доступных каждому читателю древнерусских текстов житие Феодосия Печерского, составленное Нестором в конце XI века. В эпизоде разговора князя Изяслава с иноком, сторожащим запертые после полудня монастырские ворота, наталкиваемся на следующую фразу, обращенную к неузнанному и, судя по тексту, невидимому за дверными створками князю: «Рех ти, яко повелено ми есть от игумено, яко аще и князь приидеть, не отверзе врат, то уже аще хощеши, потрьпи мало, дондеже год будеть вечерьний» [29, 38]. Намеренно или случайно, но это предложение в современном переводе исчезает как прямая речь, трактуясь весьма условно. Тут могла сказаться неясность смысла открывающего фразу слова, использованного в данном случае как принятое и привычное (с оттенком уважения) обращение. Нам же описанная ситуация позволяет понять характер развития и нюансы использования этого термина.
Таким образом, именно в лингвистической и социальной трансформации слова «rex»49, в расширении его использования следует искать истоки понятия «рус», возникшего как обозначение военного вождя и позднее перенесенного на самых сильных и активных людей племени.
«Короче, "русь" - это князья, бояре, князи мужи, огнищане, мечники, тиуны, дружинники, стоявшие над всеми полянами, древлянами, радимичами и вятичами, не связанные родоплеменными отношениями, но все вместе составлявшие военный, церковный, административный аппарат власти, иначе говоря "господствующий слой"», - подытоживает Г.Ф. Хохряков [87, 15], имея ввиду уже Русь «крещенную». Отметив, что в сербском языке известно слово «TExvn» - ремезьство, ремесленник с идентичным корнем [80, т.З], добавим к этому перечню и ремесленников, владеющих значимым и, вероятно, особо ценным ремеслом, продукт которого необходим, в первую очередь, торговой, военной и церковной знати.
То есть, «рус, русин, русич» XI-XIII столетия - профессионал, умелец, гражданин города, а формирующееся на этом фоне определение «русский» лишено какого-либо родового или этнического оттенка и напрямую связано с расцветом в домонгольские времена городской христианизированной культуры.
Г.Н.Анохин, размышляя об особенностях русской социальной истории, подчеркивает: «Если слово «русь» означало у всех народов «богатый», «дородный», даже «знать» (для раннего средневековья иногда даже «княжеский дружинник»), то славянин в восточнославянском обществе означало «простолюдин». Таким образом, «русь» и «славянин» выступают не только и не столько в значении этнонимов внутри славянского общества, сколько в значении соционимов» [6, 56]. Г.С. Лебедев также отметил их некоторое этносоциальное противостояние. «Рус - политоним», - уточняет В.П. Даркевич, проводя аналогию с западноевропейским обществом: «...И у франков уже с VI в. ранняя знать... формировалась как этнически смешенная группа. В результате тесного содружества со славянами этнические различия <...> перестали быть политически значимыми» [23, 51].
Добавим: это результат не столько общественного расслоения, сколько социокультурного развития, поделившего сферу трудовой деятельности и социальные обязанности. И если рус - воин, власть, защита; славянин - пахарь. Что значительнее с точки зрения этнического самосознания? Ответ на этот вопрос в русском фольклоре, в воспевающих силу богатырских былинах, где землепашец Микула Селянинович побеждает Святогора, неспособного поднять его «переметной сумы».
Обратимся к истории появления термина славянин. В «Повести временных лет» употребляется лишь этноним «словянин» - самоназвание, сложившееся в зоне иноэтничного и инокультурного окружения как выделение и противопоставление своих - «знающих слово» или владеющих «языцем», чужим - «чуди» или «немцам» [32]. Значит, обозначение «славянин», где корень «слав» синонимичен «свет» и «свят»50, закрепилось позднее, отразив социальный и, в некотором роде, мифологический статус того, кто неразрывно связан с матушкой-землей - ее сеятеля, хранителя и устроителя, жителя починка, деревни, села. Так что, прежде чем родилось тождественное земледельцу крестьянин-христианин, возникло не менее сакральное - славянин, впитавшее представление о значении труда на земле и делающее пахаря ровней (выше?) князя-воина. Ведь слово «къпегь», по мнению лингвистов, имеет общее происхождение со словом жрец [91, т. 13, 200], что объясняет применение по отношению к нему эпитета «светлый» или появление корня «свят» и «слав» в княжеских именах периода раннего государства: Святослав, Святополк, Мстислав... То есть, этимология слов, обозначающих княжеское достоинство и достоинство земледельца, имеет общий корень, сокрытый в религиозно-мифологических представлениях о связи божественной силы Матери-земли и отца Рода - солнца.
«Письменные и археологические источники свидетельствуют в пользу того, что в VI-VII вв. у славян шел процесс накопления материальных ценностей и людских ресурсов, который был сильно заторможен аварским нашествием. Этот процесс вновь усилился только на грани VIII-IX столетий», - пишет О.М. Рапов [59, 24], убежденный в том, что «дружинники могли объективно появиться только в обеспеченном слое населения. Уже в VI—VII вв. таких дружин у славян было большое количество» [59, 23]. Пленники, которых во множестве захватывали дружинники в походах, трудились как ремесленники или же осаживались на земле для ее обработки, сыграв, вероятно, немалую роль в земельной колонизации.
Если же учитывать, что в эту эпоху (Vl-Х вв.) смягчение климата в Европе продвинуло лесостепь на север, создав благоприятные условия для ведения сельскохозяйственного производства в центральном и северном регионах, можно понять механизмы активизации славянского расселения в лесостепной и лесной природно-географических зонах.
В конце Vll-Vlll вв. начал активно функционировать великий Волжско-Балтийский транзитный путь арабского серебра на рынки Европы, имевший огромное значение для развития европейской культуры. Отметим, что аутентичные нарративные источники называют большую часть этого пути русским , что заставляет задуматься о той роли, какую русы сыграли в его формировании.
По мнению ряда ученых (П.Н. Милюков, В.П. Даркевич, р.Г. Скрынников), заслуга в организации торгового сношения Запада и Востока принадлежит неоднократно упоминаемым в средневековых текстах варягам. Их появление на Балтике, Ладоге и Волхове, зафиксированное примерно тогда же, когда разворачивалась славянская земельная колонизация, завершилось освоением крупнейших речных артерий Восточно-Европейской равнины и формированием разветвленной трансконтинентальной торгово-коммуникационной системы.
В публицистической и научной литературе эти пути называют путями «из варяг в арабы» и «из варяг в греки», определяя смысл слова варяг как пришлый (чужой) воин, телохранитель-наемник или вооруженный купец и считая его синонимом слову викинг или норманн.
Но вот Г.Н. Анохин, специально занимавшийся изучением этого вопроса, апеллируя к историческим источникам, дает несколько иную трактовку: Двино-Днепровский путь «из варяг в греки», установление которого многие историки связывают с норманнами, «нигде не упоминается в древнесеверогерманских письменных источниках Более того, он не имеет также и никакого скандинавского названия типа «путь из свеев» или «путь из урман» [6, 57]. Открытие же археологами в 1972 г. древней каменной крепости у впадения Волхова в Ладогу, по всей вероятности, служившей форпостом на пути возможных нападений северных пиратов, известных всей средневековой Европе как викинги, лишь подтверждает, по его мнению, что это «торговый путь самих славян по своим землям в Византию, а не скандинавов через пласты финно-угорских и славянских земель» [Анохин, 55].
Так кто же они, варяги? Г.Н. Анохин отвечает на этот вопрос исходя из концепции существования Руси у озера Ильмень с его более древним названием - Русское море [6, 54]. Центром Приильменской Руси, как считает ученый, была Старая Русса (в противоположность которой позже построенный город на Волхове назван Новгородом), а основой ее экономического процветания - производство и торговля солью. Иначе говоря, термин варяг - производный от «вар», «варка», как исстари называли соляной промысел.
Имея ввиду значение соли во все,, тем более в эти времена, не трудно представить, какие меры предосторожности были необходимы при ее транспортировке.
Отправлялись караваны с солью в самые разные славянские, норманнские и финно-угорские земли для обмена на ходовые в экспортной торговле товары: воск, мед и пушнину. Организаторами этой торговли были, вне сомнения, хозяева - «варщики» соли, тогда как сопровождавшая нагруженные суда охрана вряд ли формировалась из пришлых скандинавов или княжеских дружинников, а, скорее, набиралась за плату и «связывала клятвой» представителей разных этносов, со временем естественным образом «награждаемых» и званием варяг, и именем рус.
«Ничего нет удивительного в том, что в летописи подчеркивается тождество между «русь» и «варяг», а с другой стороны, никакого противоречия нет и в том, что там же утверждается: «От тех (варяг) прозвася Русская земля, новугородьци», - делает вывод Г.Н. Анохин, и с ним трудно не согласиться.
О том, что именно торговый обмен стал основой территориальных взаимосвязей и межэтнических коммуникаций, говорит функционирующая в раннем средневековье система погостов, начала которой коренятся в выделении мест приема «гостей» - пришлых сборщиков или скупщиков производимого товара, и расцвет городов «на перепутье» варяжских дорог. Колонии купцов-воинов, как их называет В.П. Даркевич, обрастали поселениями ремесленников, работавших на подготовку далеких и опасных экспедиций. Так, в Гнездовских могильниках Смоленщины обнаружены захоронения мастеров с инструментами, используемыми для постройки новых и ремонта бывших в плавании судов, а в воинских погребениях помимо оружия -необходимые для торговых операций складные карманные весы и гирьки к ним [23, 50; 59, 11].
Большие города с вооруженным населением возникли именно в среде племен, принимавших наиболее деятельное участие во внешней торговле. К IX-XI вв. разветвленная система водных коммуникаций объединяла уже не только отдельные славянские или многоэтничные поселения. Она собрала в единое целое земли Киевской Руси - обширнейшего государства на восточной окраине европейского континента, включив их в тесное общение с набирающими силу городами средневековой Европы52 и упрочив культурно-политические связи с цветущей тогда Византией.
Импульсом и средством этих исторически стремительных преобразований послужила энергия, трудолюбие, предприимчивость и отвага наших общих предков: славян, руссов и варягов - надэтниче-ских образований времен освоения славянами просторов Восточно-европейской равнины и формирования суперэтноса, получившего название русский.
От язычества к христианству
Исследования, проведенные в XIX-XX столетиях историками, археологами, филологами, представителями других церковных и светских наук, показывают, что христианство, как и иудаизм или мусульманство, пришло на Русь много раньше, чем состоялось официальное киевское крещение.
В Киеве, Чернигове, Любиче, Переяславле, в некоторых других городах существовали христианские общины и храмы и, по-видимому, были профессиональные служители культа, проповедовавшие не только ортодоксальное греческое православие, но и монофизитство, и богумильство [26, 348], следы которых очевидны и в древнерусской церковно-философской литературе, и в традиционной культуре. Только наложением изначально разнообразных религиозных представлений можно объяснить глубоко укорененные в национальном мироощущении ирано-арианскую бинарность53, иудейское мессианство и исламскую покорность, наряду с многовариантным язычеством составивших своеобразие русской культуры.
Есть целый ряд прямых и косвенных свидетельств раннего знакомства с христианством Южной Руси, активные связи которой с греками, болгарами, хазарами и арабами, вне сомнения, способствовали культурному обмену и распространению как произведений ремесла, так идей и верований.
Земли полян и северян, славянское и иноэтничное население Подонья соседствовали с греческими провинциями, расположенными ,на берегах Черного и Азовского морей, где христианство начало распространяться уже в I веке н.э. По летописным сведениям, епископ Климент Римский, сосланный императором Траяном в Херсонес (Корсунь), основал 75 церквей, объединивших 2 тыс. христиан, за что был предан смерти. В VII столетии здесь же умер Папа Римский Мартин. В расположенной недалеко от Корсуни Керчи (бывший Корчев) сохранился древнейший православный храм России - построенный в VIII веке храм Иоанна Предтечи [65, 39].
За исторический факт признают некоторые ученые и свидетельство жития Кирилла-философа, якобы получившего в 863 г. от одного из жителей Корсуни написанные «руштим языком»54 Евангелие и Псалтырь, во многом ускорившие «солунским братьям» создание кириллицы [74, 10-20], а русичам - приобщение к новой культуре.
Наличие в Херсонесе этого времени христианской общины подтверждают археологические исследования, выявившие церковные памятники IX-X столетий. К тому же периоду относятся обнаруженные в центре крепости Саркел янтарный нательный крест и фундамент христианского храма [69, 5]. Эти и некоторые другие исторических свидетельств позволили ученым (В.А. Пархоменко, М.Н. Тихомирову, Б.А. Рыбакову, О.М. Рапову и др.) предположить, что крещение Руси началось с Азово-Тмутаракани55 и было активизировано строительством крепостных укреплений Саркела (835 г.), собравшим немалое число окрестного народа.
Христианские памятники Х-ХИ вв. - остатки фундамента, фрагменты колон с высеченными на них византийскими крестами [76, т.4, 275], выбитый на большом камне на холме над рекой равноконечный крест, [69, 9], части бронзовых вызолоченных крестов с изображениями распятия, Божией Матери Знамения и Архистратига Михаила вместе с серебряной монетой князя Владимира, две половинки медного креста с изображением Бориса и Глеба [69, 13] - были подняты археологами на «Поповом городище» в низовьях Дона, на месте торговой греческой колонии Танаис56 и генуэзской Таны (у станицы Цимлянская). Там же найдены два креста-складня XI—XII вв., аналогичные тем, что встречаются исследователям в курганах Черноземной России [69, 13] нередко вместе с крымской керамикой.
Общались славяне с христианами и в торговом Итиле - столице христиан и иудеев хазар, и в Константинополе, где часто бывали по бранным и торговым делам, подолгу проживая в колониях русских купцов. Активный интерес русичей к христианству впервые документально засвидетельствован в мирном договоре с Византией 860 г., одним из условий которого стало соглашение о крещении Руси-Роси [53, 34]. Вероятно, тогда в списке Константинопольского Патриархата и появилась 61-я Руская епархия57, просуществовавшая в восточном Крыму до XII века [52, 668].
В разных источниках исследователи встречают и указания на киевское крещение 874-877 гг., когда в Киев из Константинополя был прислан архиепископ, чей статус предполагал формирование епископата, а значит, наличие планов расширения епархии на другие, подчинявшиеся Киеву территории [60, 101]. Знаток древнерусской литературы и летописания М.Н. Тихомиров усматривал отголоски этой христианизации в разных древнерусских текстах: «Еще в XI—XII вв. христианство на Руси считалось утвержденным при патриархе Фотии в IX веке. Поэтому в некоторых произведениях этого времени имеются странные анахронизмы, по которым современником Фотия был князь Владимир, крестивший русскую землю в 989 году», - писал он [72, 265]. Более раннее, чем принято считать, крещение подтверждают и археологические исследования древнего Киева, выявившие в массах городского населения IX-X вв. преимущественное распространение ингумации покойников в деревянных гробах в подкурганных ямах.
Факты истории, жития святых Антония и Феодосия Печерских позволяют предполагать, что в Чернигов, Любич - родной город Антония Печерского - и Посемье христианство пришло, по крайней мере, тогда же, когда и в Киев: в конце IX - начале X вв. О том свидетельствует договор Киева с Царьградом (911 г.), который, оговаривая принятие дружинниками князя присяги на «верность» «мирному соглашению», упоминает киевскую соборную церковь Святого Илии58 [55. 359], а устанавливая льготы представлявшим разные города Руси купцам, именно христиан наделяет преимущественным правом ведения торговые дел. Е.Е. Голубинский вообще был уверен, что уже само появление таких договоров - свидетельство обращения части русов в христианство [16, т.14; 67, 90-95,117].
М.Н. Тихомиров считал, что христианство распространившись в IX веке среди славянского населения Крыма и Южной России, в 944 году было «если не господствующей, то терпимой религией в Киеве», окончательно утвердившись в княжение Ольги. Первые годы правления князя Владимира Святого были лишь недолгим временем «тяжелой языческой реакции» [72, 261-т262]: прочно связанная с христианством среда отвергла усиление язычества, став внутренней причиной и побудительным мотивом «выбора веры». Солидарен с этим и О.М. Рапов, особо отметивший существование в Киеве середины X века двух группировок: христианской - военной и торговой, на которую опиралась Ольга, и языческой, «стоящей за спиной Святослава» [60, 173]. Причем, по мнению ученого, ряд фактов указывает на распространение христианства в первую очередь среди занимавшихся международной торговлей купцов, и полученные св. Константином богослужебные книги на русском языке могли иметь отношение именно к ним [60, 75].
Академик Д.С. Лихачев, накануне тысячелетия «великого киевского крещения» размышляя о христианизации Руси, писал: «Достойно внимания то, что эта тяга к более широкому пониманию мира, чем то, которое давалось язычеством, сказывалась, прежде всего, по торговым и военным дорогам Руси, там, прежде всего, вырастали первые государственные образования. Многочисленные источники свидетельствуют, что христианство стало распространяться на Руси еще до официального крещения Руси при Владимире I Святославовиче в 988 году. И все эти свидетельства говорят о появлении христианства прежде всего в центрах общения людей разных национальностей, даже если это общение бывало далеко не мирным...» [42, 250].
В этом смысле не приходится сомневаться, что с христианами соприкасалось осаждавшее Царьград войско Олега и Игоря, ходившие на «брань» в Болгарию и Хазарию дружинники воинственного Святослава59 или воины молодого князя Владимира, двое из которых - Иоанн и Федор - канонизированы как первые русские святые. На определенные размышления наводит и тот факт, что борьба Киева с хазарским каганатом активизировалась после утверждения в его верхах иудаизма и расширения исламизации низов.
Таким образом, есть серьезные основания утверждать, что первоначальная христианизация Центральной России началась много раньше официального крещения как естественный процесс, вызванный свободным перемещением в пределах ее земель исповедовавших религию Христа разноэтничных торговцев и дружинников. Протоиерей Иоанн Экономцев констатировал: «Несмотря на географическую близость Запада, основной обмен идеями и людьми для восточнославянских племен на протяжении веков шел в южном и северном направлениях, следуя течениям рек Восточно-Европейской равнины, соединявших между собой разбросанные среди лесов и болот небольшие государства-волости. По этому пути христианство стало проникать на Русь задолго до того, как оно утвердилось на Севере» [33, 37].
Вероятно, до момента официального княжеского признания христианство оставалось свободным выбором каждого, что делало его распространение спонтанным и неравномерным. Продвигаясь с юга, христианизация охватила сначала лесостепное Подонье и Левобережье Днепра по Осколу и Сейму60 и лишь какое-то время спустя по Десне, Оке и Волге достигла смоленских и ростово-суздальских просторов61. Неоднозначность принятия официального крещения в разных землях Киевского государства лишь подтверждает различие их христианского опыта.
С 988 года, княжеской волей утвердившего Православную церковь на всей территории Киевской державы, начался государственный этап христианизации Руси, придавший религии Христа статус узаконенной идеологии. Организация в ее столице незадолго до этого «соборного» языческого святилища оказалось пробной попыткой идеологизации власти через культ. Примечательно, что при «обновлении» Владимиром княжеского капища были установлены кумиры Перуна, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симаргла и Макоши. Необходимо понимать, что не только Перун-громовержец, но и Хоре - белый конь62, Даждьбог - глаз верховного божества, Стрибог - бог ветров, ураганов и бурь, Симаргл, по некоторым данным, имевший отношение к подземному миру, Макошь - хозяйка судеб, великая Богиня Земли, покровительница прядения и ткачества - так или иначе были связаны именно с дружинно-купеческим сословием. Собирание и прославление кумиров, имевших отношение к войне, морским походам и торговле, взыскание сулимых ими удач и славы определялось, в первую очередь, вливанием в дружину новых, представлявших разные народности и исповедавших разные родовые культы воинов, сплочение которых заботило молодого князя. Отсутствие на главном капище Рода с рожаницами (Ладо и Лели), земледельческих богов (Ярилы и Купапы), покровителей скота Волоса или ремесла Сварога, чьи истуканы стояли на торгово-ремесленном Подоле и прославлялись работным людом, демонстрирует княжескую волю укрепить державу путем консолидации наиболее активных слоев общества и «освящения» власти.
Решающую роль при выборе христианства сыграло не столько столетие регулярных межгосударственных отношений с Византией или наличие христианских общин в Киеве и других городах Руси, сколько благополучие восточного соседа и очевидное взаимоусиление светской и духовной властей в его политической жизни. В свое время С.Н. Булгаков отмечал, что пример цветущей Византийской империи демонстрировал принятие Церковью ответственности за судьбы государства, тогда как влияние «царя в церкви фактически определялось той государственной мощью, которою он располагал» [13, 332-333].
Киевского князя устраивало главенство «светского» правителя над церковным владыкой при внешней взаимодополнительности двух властей, что к тому же соответствовало исконной славянской традиции, где языческий князь считался верховным жрецом63. В результате крещения Руси первое лицо стало «помазанником» Божьим, что «не отменило, но возвысило и подтвердило дохристианскую веру» [27, 56], т.е. «имела место полная культурная преемственность» [9, т.1, 110].
То, что христианство - сознательно выбранная идеология, демонстрируют все последующие события. В то же время возведение его в ранг официальной религии при наличии христианизированного населения неизбежно активизировало социальные процессы и вело «к созданию духовной солидарности, соборному единению на основе создающейся, в первую очередь в городах, культурной общности» [23, 55].
Л.Н. Гумилев справедливо отмечал, что выбор веры определялся не только политическими или экономическими расчетами, а подготовлялся вхождением в определенную фазу этнического возраста (этногенеза) и был «детерминирован характером психического склада, традициями, памятью об исторических событиях недавнего прошлого и уровнем пассионарного напряжения системы». «В принятии новой веры решающую роль играл принцип комплиментарности, стоящий на порядок выше сознательных решений князей и королей», -писал он [20, 241-242].
То, что христианство было принято в интересах и по настоянию высших слоев общества, подтверждает, прежде всего, элитарность христианской литературы и происхождение первых русских святых, иерархов и монахов. «Если христианство все же сделалось господствующей религией, то это значит, что господствующий класс был достаточно сильным и многочисленным, что у него в руках была крепкая власть. Если бы тут заинтересованы были только единицы, тогда принятие христианства в общегосударственном масштабе сделалось бы невозможным» [18, т.2., 380-381].
Низвержение кумиров описано в Никоновской летописи как церемониальный государственный акт, символизирующий отказ от прошлого. Однако несравненно более важным обстоятельством крещения явилось становление церковной организации, учреждение митрополии и строительство храмов. Уже первое государственно-церковное решение - выделение десятины64 от княжеского имения на содержание клира - отразило специфику русского христианства: в церковной десятине слились введенное еще Моисеем ветхозаветное правило и древнерусская архаичная экономическая система, при которой княжеское «имение складывалось из его личного хозяйства и из даней... с подвластных князю городов» [82, 16]. Определяемая статьями 4 и 5 указа Владимира Святославовича обязательная часть даней «на церковь» распространялась на всю христианизированную территорию: «по всем градом... и по погостом и по свободам, где христьяне суть».
Ученые приводят ряд серьезных доводов в пользу того, что десятина как экономический институт восходила к дохристианской практике обеспечения славянских языческих святилищ догосударственных времен, когда «хозяином» капищ была либо волостная община, либо племенная знать [89, 315-326; 83, 85]. В новых условиях общество, с древности являвшееся блюстителем родового культа и традиционных ритуалов, трансформировавшись в первичную церковную организацию - приход, распространило свою сакральную и организационную функцию на всю потенциально христианизуемую территорию со всем ее населением.
Христианские храмы, вставшие на месте капищ и истуканов, часто были единственными приходскими храмами всего административного округа и посредством привычной системы общинного содержания святилищ и прямой замены символов оказывались восприемниками и вытеснителями языческих традиций. Косвенно это подтверждает повсеместное распространение наиболее употребительных в домонгольские времена названий общинных церквей Центральной России: во имя Параскевы-Пятницы (на торгах), Георгия Победоносца, Иоанна Крестителя или Ильи Пророка, где св. Параскева с очевидностью заменила Макошь, а Георгий, Иоанн и Илья - громовержца Перуна, покровителя огня и ремесла Сварога и дарителя воды и плодородия Ярилу-Купалу.
Величественные княжеские соборы, наоборот, уже выбором посвящения - Спасу, Софии, Рождеству, Успению или Покрову Богородицы - несли просветительные идеи, отражая суть и смысл христианского пути и формируя новую для Руси традицию. Чрезвычайно важным, раскрывающим глубинное каноническое понимание идеи христианства решением был выбор места основания («на крови» исповедников Христа65) Десятинной церкви, строительством которой Владимир знаменовал переход в лоно православия [86, 49].
Повторением ветхозаветного символа начала «народа великого» стала и последовавшая сразу за крещением Руси раздача городов княжичам. Двенадцать сыновей киевского князя, как двенадцать апостолов и двенадцать родоначальников «колен Израилевых» посаженных там, где стали сооружаться церкви, - пока не до конца осмысленный замысел прародителей русского христианства, демонстрирующий серьезность намерений и глубину постижения предстоящей задачи религиозно-государственного строительства.
В этом смысле очевидно, что на тот период особенно важной идеей христианства была идея собирания всех народов в единую Церковь, глубоко созвучная проблеме соединения соседствующих племен в общее государство. Не случайно первое русское Слово -«Слово о Законе и Благодати» Илариона - утверждает равенство всех людей перед Богом, а летописцы чаще говорят о земле как людях, живущих совместно, и реже о языцех - народах, говорящих на особых языках, как не случайны изначальная полиэтничность и поликультурность крепнущей Киевской державы.
На этом этапе христианизации обнаруживается и ее обращенность к «городовой» Руси, и сакрализация города как воплощения Града Божьего на Земле «Сформулированная Августином концепция благодати Божьей, ниспосылаемой на воцерковленное общество, ... распространялась в пределах городского пространства, противостоящего языческому (сельскому) окружению, и полностью ассоциировалась с властным промыслом. <...> Власть при этом выступала в роли носителя святости, святителя Руси, т.е. по существу принимала на себя апостольские функции» [25, 259], тесно увязывая их с централизаторской государственной политикой, одной из форм которой и стало развертывание городского строительства. Город с княжеским храмом в центре, подпираемый со всех сторон ктиторскими монастырями, окружил пространство власти аурой «умного делания», объединил и освятил стягиваемый им мир. Его образ -образ города-монастыря - превратился в знаковый феномен русской средневековой культуры.
О поиске «своего креста» - своего места в христианстве и своего пути - свидетельствует и активное включение новообращенного мира в процесс церковной канонизации святых, во многом выполнявший социально-политическую и идеологическую задачу консолидации вокруг власти. Культ старых языческих богов мог быть вытеснен только посредством культа святых, в первую очередь культа предков-родоначальников. Задача эта была решена прославлением княгини Ольги и князя Владимира, которое, как считает А.С. Хорошев, было построено «на сочетании языческих верований и христианских мотивов почитания предков» [86, 48]. При этом сплочение на духовной основе христианства, обеспечивающего взаимопонимание и единение и «первых» людей, и «низов», проходило «при сохранении в глубинах сознания и в ритуальной практике, в магической обрядности и особенностях почитания святых - максимально приближенных к человеку сильнейших архаических пластов, уходящих корнями в отдаленные времена» [23, 58].
Основанию культа предшествовала закладка Десятинной церкви, задуманной, возможно, как мемориальный пантеон «русских святынь», куда после освящения были перенесены останки княгини Ольги и неназванных по именам святых (1007 г.). В 1011 г. там же была похоронена «царица» гречанка Анна, через четыре года помещен мраморный саркофаг князя Владимира, а в 1044 г. упокоены предусмотрительно крещеные кости князей-язычников Олега и Ярополка Святославовичей, погибших в усобице X века.
При всей очевидности «политической актуальности культа» [86, 48-49], проявленной уже на начальном этапе оформления пантеона национальных святых, нельзя не отметить, что народное сознание мифологизировало прославляемые Церковью события в ракурсе человеколюбия и служения миру.
О глубине понимания и искреннем желании следовать основной христианской заповеди жертвенной любви к Богу и людям, о раннем формировании культа братства и согласия свидетельствует канонизация Киево-Печерских монахов и прославление князей Бориса и Глеба, пример которых задавал необходимый новому обществу уровень семейных, государственных и вероисповедальных отношений. «Подвиг непротивления есть национальный русский подвиг, подлинное религиозное открытие новокрещенного русского народа» [79, 49-50], через жития святых страстотерпцев вошедший в русское сердце как самая заветная святыня.
Русь языческая поняла и приняла самую суть христианства -стремление к любви и служению, преображению и бессмертию. Уже в первые времена крещения Руси появились особые приверженцы христианского пути, которые, отрекаясь от мира, селились ближе к храму на формирующемся вокруг него кладбище. Именно оттуда в разных городах и набирались потом насельники вновь организуемых монастырей. Аналогичным примером выбора аскетического идеала можно считать и то, что собственно русские христианские обители начинались с пещер66.
Идеалом христианской жизни на Руси изначально стало монашество, со времен Феодосия Печерского отождествлявшееся неофитами-русичами с отказом от себя и служением Богу во имя любви к нему и людям. Возник образ подвижника стойкого духом и чистого душой, посвящающего свою жизнь общественному благу. Образ, соединивший воедино житийный идеал святителя и монаха с былинным идеалом богатыря - защитника рубежей Русской земли.
«Они встали рядом, дополняя друг друга: «богатыри» и «святители». И тут, и там представители родной земли, за ними чудится та Русь, на страже которой они стояли. У богатырей преобладающим качеством является физическая мощь, «святители» являют такую сторону русской истории, как нравственный оплот и святая святых будущего многомиллионного народа» [41, 21].
При этом факты свидетельствуют, что низшее и среднее духовенство было непременным участником военных действий. Во время похода Владимира Мономаха на половцев (1122 г.) перед полком, как гласит летопись, «едучи» попы67 «пети тропари, кондаки хреста честного и канун святой богородицы» («Повесть временных лет»). В конце XIII века один русский епископ из Сарая запрашивал царьградского патриарха, как быть, «если поп на рати (в битве) человека убьет, можно ли ему потом служяти» [73, 338]. Конечно, окруженная кочевниками сарайская церковь была в буквальном смысле воинствующей, но участие священников в битве - явление к тому времени обычное. Так что благословение Сергием Радонежским на Куликовскую битву двух монастырских послушников - Пересвета и Осляби68 - не исключительный случай, а устоявшаяся традиция.
Регулятором, мерилом и оценщиком человеческих деяний был признан высший - «Страшный суд», для и ради которого, по мнению доктора филологических наук А.Н. Ужанкова, писались летописи: «У летописей была своя задача: отнюдь не равнодушно внимая добру и злу (зло всегда осуждалось!), фиксировать «штос я здея в лета си»... - человеческие деяния. Ибо по поступкам, по осознанным делам человека, представляющим собой выбор между добром и злом, будет вершиться Божий Суд. Как в синодик вписывались все новые и новые имена усопших христиан для поминовения, так в летопись вписывались все новые и новые деяния людей, и прежде всего наделенных властью князей <...> Из-за благоговейного отношения к слову как к Истине... благоверный христианин-летописец сохранял все запечатленные до него в слове версии, ибо не думал о них и главную цель своего труда видел в донесении их на Страшный Суд. Именно поэтому в древнерусских сочинениях XI-XV вв. не было вымысла: писать сакральным - церковнославянским - языком божественной службы можно было только о правде и Истине» [77, 38-39].
К аналогичным свидетельствам принятия самой сути христианского вероучения можно отнести и рано утвердившийся социально-религиозный обряд захоронения под церковными сводами, исполнение которого наблюдается, как указывают исторические источники и сохранившиеся домонгольские храмы, в самых разных пределах Руси. Почти все упоминаемые в летописи Нестора князья, были погребены в княжеских церквах и монастырях. «Даже простые миряне удостаивались этой чести: так, благочестивая супруга киевского посадника Яна по имени Мария, бывшая духовною дочерию преподобного Феодосия, положена была по смерти своей в Великой печер-ской церкви на левой стороне против гроба самого Феодосия», -свидетельствует историк Русской православной церкви Макарий [43].
На рубеже X и XI вв. произошел своеобразный «культурный переворот». Этнические различия населения Ростова и Смоленска, Рязани и Чернигова, Мурома и Владимира продолжали сохраняться, но массовый археологический материал69 свидетельствует о необратимых переменах в духовной культуре всего населения Руси и о появлении общерусских тенденций - обычай кремации умерших повсюду сменился ингумацией, разновременность перехода к которому является важнейшим подтверждением постепенного, ненасильственного распространения христианства. Примером нескорого и неспешного преодоления язычества служит и факт того, что еще многие десятилетия крещеные князья и члены их семей назывались не крестильными, а славянскими именами, воздавая при этом ангелам-хранителям устройством златоглавых церквей и патрональных монастырей.
Однако трудно сказать, что подвергалось большему воздействию и активнее менялось: языческое мировосприятие или христианская обрядовость. Сохранение общинных - календарных и семейных - языческих обрядов и их последующее слияние с церковными праздниками с очевидностью демонстрирует последовательную син-кретизацию языческого и христианского сознания. О том же свидетельствует замещение языческих «домашних богов» особо чтимыми православными святыми-помощниками. Только ненасильственное крещение могло не противопоставить, а объединить в массовом сознании Божественную Троицу с Триглавом верховных божеств языческого пантеона, а сонм святых наделить атрибутами и функциями богов-помощников и «домашних божков», чего, как известно, не случилось в западноевропейском мире, безо всякого сожаления низвергнувшем богов своих предков в преисподнюю. В этом смысле русское православие лишь продолжило восточную традицию, где христианство, оформлявшееся на периферии Римской империи, накладывалось на местные обычаи, а не противостояло им, вобрав в результате ряд языческих элементов.
Значительное слияние христианства с язычеством демонстрирует и усвоение старого мифологического словаря и обрядовых формул, восходящих к индоевропейской общности народов - бог, спас, святой, пророк, молитвы, жертва, крест, чудо и т.п. [53, 12]. В каком-то смысле ему способствовала и прозрачность языка литургического богослужения: Слово Божие звучало в храмах и записывалось в книги на языке, который был в ту пору и наддиалектным славянским языком, и языком межэтнического общения.
Как и Запад, Русь принимала новую веру вдумчиво, в тиши келий или в публичных спорах постигая многие христианские установления. В XI веке активные, иногда кровавые столкновения развертывались между «волхвами» - языческими жрецами и предсказателями - и православным духовенством, активно поддерживаемым князьями, силой подавлявшими протесты языческого населения против христианизации. В XII веке темой для жарких религиозных дискуссий служили неясные церковные вопросы, например, «о постах». «Конечно, эти споры носили схоластический характер, но таковыми же они были во всех средневековых странах. Поэтому и древнерусские диспуты по разным вопросам нельзя не принимать во внимание: они ярко рисуют перед нами те философские, религиозные и этические вопросы, которые волновали общество Киевской Руси» [74, 121].
В последующие времена устоявшегося христианства «самомышления» касались церковных догматов и толкований Откровения: периодически рождавшиеся «ереси» заглушались в прямом смысле водой и огнем. Русь, принявшая новую веру как сложившееся знание, опыт и традицию с первейшей обязанностью сохранять в неприкосновенности полученный «залог веры первоначальной церкви», старалась ничего не прибавлять к догматическому наследию и ничего от него не убавлять. «Культивируя представления об абсолютной ценности человеческой личности, христианство утверждало общий для всех этический кодекс, основанный на чувстве вины и голосе совести, провозглашало преимущество духовных ценностей над материальными. Проповедуя идеи милосердия, терпимости, призывая творить добро и бороться с греховными искушениями, оно внедряло новые по сравнению с язычеством гуманные начала» [23, 58].
Однако нельзя огульно отрицать начатки нравственности в языческом мировосприятии Руси. Православие легло на подготовленную почву, вписавшись своими символами и нравственными установками в систему традиционных представлений. Каждому знакомому с русским фольклором хорошо известно, что в архаических слоях народного творчества содержатся оценочные характеристики личных качеств и взаимоотношений людей, их отношения к окружающему миру, где особо ценятся мудрость, справедливость, мужество, верность долгу и слову, любовь к родной земле, смекалка, взаимопомощь, отзывчивость, верность и т.д. Отношение к жизни определяли понятия полюбовно, по чину, ладно, основательно, по совести.
Сохранившиеся описания погребальных обрядов свидетельствуют, что и суждение о жизни и «загробном мире требовало от славян проявления мужества, готовности к самопожертвованию, когда перед ними возникала альтернатива: остаться в живых, но превратиться в раба и быть им вечно, или погибнуть со славою во имя общественного блага» [60, 53]. Языческое мировоззрение фактически регулировало общественные взаимоотношения, так же как и ритуальное сожжение с уничтожением принадлежащих покойнику вещей не только «способствовало уменьшению заболеваемости», но и реально уравнивало бедных и богатых, не позволяя процветать скаредности.
Время и целенаправленные усилия Церкви уничтожили зримые материальные свидетельства древнеславянских культов. Однако весь космос мифологизированных представлений, воплощенный в повседневной культуре, символической и художественно-образной системе жизни и творчества наших предков, стал основой той гармонии, которая отличает православное христианство. Древние поверья менялись медленно70: пока было кому их беречь и передавать, пока люди ощущали себя наследниками бесчисленных поколений и основой будущности своего рода, традиционная сельская община держала «связь времен». Ни вражеские нашествия, ни смена официальной религии не поколебали устоев71 народной культуры вплоть до конца XIX века, когда под воздействием объективных экономических причин ни начала распадаться крестьянская община.
Первые века своего существования Церковь не пыталась многое изменить, в большей степени лишь добавляя свое благословение жизненно важным древним ритуалам. Христианские таинства были приурочены к особо выделенным и мифологически оформленным язычеством ключевым событиям человеческой жизни: рождению, взрослению (свадьбе), смерти. Даже освящение избы как охранительный обряд увязывалось с тем из них, что первым случалось в новопостроенном доме.
Целостная обрядовая языческая система, слагавшаяся в равной мере из обращения к силам природы и управления ими, всем своим строем «обеспечивавшая» гармоничное взаимодействие природы и человека, после крещения стала органичной частью и традиционной, и церковной культуры. Формировалось своего рода «народно-христианское» мировоззрение, в котором языческие и христианские мотивы переплетались:' подчиняющаяся природным процессам жизнь земледельца в большей мере сохраняла языческую основу, социальные характеристики развития общества постепенно осваивались христианством. Народная культура, впитывая лишь соответствовавшие языческому мировосприятию христианские представления и символы, синкретически трансформировала новое знание и культ согласно традиционному укладу жизни и устоявшемуся мировоззрению. Церковь, в свою очередь, адаптировала архаические языческие празднества, природную символику и распространившиеся на христианские атрибуты (в первую очередь иконы) элементы стихийного мистицизма.
Когда в середине XX столетия Б.А. Рыбаков открыл миру календарь язычников-полян, начертанный в виде орнамента на глиняном кувшине IV века, стало очевидно, что именно отмеченные в нем дни годового круговорота оказались впоследствии признанными православными праздниками: 2 мая - день молодых всходов (Бориса и Глеба), 4 июня - день Ярилы (Семик), 24 июня - Купала (день солнцестояния, 20 июля - праздник Перуна (Илья), 7 августа праздник урожая (Преображение). Счастливая эта находка подтвердила правоту В.Я. Проппа, утверждавшего, что «бытовое содержание праздников всегда оказывается более устойчивым, чем тот мифологический смысл, который в них вкладывается».
С днями языческих игрищ совпадает в христианском календаре целый ряд «двунадесятых» праздников: Рождество - с Колядой, Пасха - с Радуницей и Красной горкой; Вознесение и Троица - «с ру-сальями» и т.д. Они вобрали в себя лучшее из их оформления. До сих пор в праздновании Троицы, Духова дня большую роль играют растения: плетение венков, украшение жилищ зеленью и цветами -языческая атрибутика, ставшая в православии символом освящения природы. Магией плодородия объясняются и действия, связанные с культом воды (бросание в воду венков или соломенных чучел, обливание друг друга водой, почитание русалок) и огня (прыганье через костры, сожжение кукол), а также ритуальные захоронения мужской фигурки: Костромы, Кострубоньки, Горюна или фаллического Ярилы, проводившиеся в ночь на Ивана Купалу и накануне Петрова дня [88, 427].
То христианство, что достаточно активно формировалось на просторах Восточной Европы, настолько не устраивало Запад, что папская курия, издавна следившая за положением религиозных дел на Руси, выдвинула в XII веке программу Бернарда из Клерво72, одним из требований которой было истребление всех славян, живших к востоку от Эльбы. Именно попытка осуществления в 30-40-е гг. XIII столетия на Новгородско-Псковской земле Клервосской «программы»73 привела к многовековому размежеванию Руси с Западом, в конечном итоге сохранив и восточное христианство, и русский вариант православия.
В киевский период развития национальной культуры процесс формирования «народного христианства» только начинался: к определенным язычеством нормам и правилам постепенно добавлялись богослужения, крестные ходы и молебны, составившие впоследствии важнейшую черту культурно-хозяйственной жизни русских. В фольклоре появился такой жанр, как духовные «стихи» - песни о святых и их деяниях: Егории Храбром, Федоре Тироне, Дмитрии Со-лунском, Алексее-божьем человеке. Пришедшись на время возрастания значения земледелия, христианизация выработала понимание труда как «источника и способа стяжания Божией благодати», сформировав отношение русского крестьянина к земле и всему, что в ней произрастает, как к «земле Божией», к домашнему скоту и всякой «твари» - как «твари Божией».
«Средневековый человек, конечно же, не осознавал, считая себя истинным христианином, как много унаследовано им от прошлого. Это проявлялось в мыслях, чувствах, поступках. Дохристианские суеверия и магические действа, тяга к празднествам и развлечениям, связанным с языческими поверьями, была присуща как знати, так и низам общества. На драгоценных браслетах из кладов, запрятанных при монгольском нашествии и принадлежавших женщинам из княжеско-боярской среды, изображены сцены скоморошьих игрищ, те «служения идольские», против которых безуспешно боролись ортодоксальные церковники. Но в тех же кладах находят украшения с чисто христианскими сюжетами», - особо отмечает В.П. Даркевич в своей статье о происхождении городов средневековой Руси [23, 58-59].
Христианская Церковь принесла с собой достаточно развитое византийское каноническое право, регламентирующее жизнь духовенства и церковных людей. Но для регулирования повседневной жизни мирян у нее не было иного способа, как предложить систему взаимных обязанностей и обязательств, базирующуюся не на правосознании, а на осознании греха. Такое замещение юридического закона моральным, правосознания - религиозно ориентированной совестью оказалось одним из основных свойств древнерусской культуры, воспринятых последующими, выросшими из нее формами.
Заимствованная Русью политическая и правовая традиция греческой Церкви, как и отставание в правовом и государственном отношении оформления политической власти, позволили новорожденной русской Церкви в течение нескольких десятилетий «занять слабые места раннефеодального общества», встать в ряд местных феодалов и проявиться в качестве публичной власти, взявшей на себя некоторые государственные и общественные функции. В частности, церковники имели право судить не только священнослужителей и людей, находящихся под покровительством церкви (вдовиц, калек, прощеников), но и остальных жителей русских областей за преступления особого рода (умыкание, пошибание и др.).
«Христианство способствовало достижению поставленной цели не только монотеизмом, но всеобщностью своих представлений, способностью объединить людей в неограниченном масштабе независимо от их принадлежности к той или иной локальной общности. Тенденция к максимальному слиянию церкви с государством содействовала формированию культуры» [9, 111]. Уже через поколение, ко времени Ярослава Мудрого (середина XI в.), на базе христианства резко возросло культурное единство и значительно усложнился мир городской культуры.
Восточное христианство, изначально ориентированное на преодоление локальных связей и сплочение диаспоры, стягивание воедино огромных территорий и различных культурных традиций, создание духовной общности из весьма разнородных и разобщенных территориально и культурно смысловых компонентов, выполнило свою задачу. По подсчетам В.Т. Татищева, в Х-ХИ вв. в состав русского государства входило 22 народа со своим «вмещающим ландшафтом», традициями и вариациями поведения» [20, 80], однако уже в XI столетии на основе смешения неродственных племен, «сцементированных единой религиозной идеей, языком и культурным фондом» [33, 152], образовалась новая этническая общность - русская народность и определилась Русская земля, имеющая в большей степени этноментальные и религиозные, нежели географические и государственные границы. Через два-три поколения после официальной христианизации навсегда миновала эпоха полян и радимичей, вятичей и словен. Этнические территории - «данники Руси: белозерская весь, меря, мурома, голядь, вошедшие в зону колонизации, были ассимилированы; оставшиеся за ее пределами (черемисы, зыряне, мордва, заволоцкая чудь) продолжили свою этническую историю» [75, 11; 44, 93]. Вероятно, правы были евразийцы - Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий, П.С. Сувчинский, Г.Ф. Флоровский, А.В. Карташов, П.М. Бицили, - считая православие основой русского национального самосознания.
Конфессиональный фактор, с конца X века детерминировавший развитие русской культуры и русского самосознания, не был отделен от государственного. Крещение Руси стало и «итогом», и условием социально-экономического развития, основой формирования новых культурных и этнических связей, о чем свидетельствует единая планировка русских городов X-XIII вв. с выделением детинца и посада, единый усадебный способ и символика застройки, единые традиции в развитии ремесла и т.п., объединяющие Киев и Новгород, Смоленск и Ростов, Курск и Рязань.
С общим ростом городских центров и учреждением на местах княжеских династий связано и возникновение монастырей. Первый князь нового удела старался украсить свою резиденцию хотя бы одной обителью: город, особенно стольнокняжеский, не считался благоустроенным, если не имел монастыря и собора.
«...Главным аргументом истинности веры, - подчеркивал Д.С. Лихачев, - русские послы объявляют ее красоту. И это не случайно! Именно в силу этого представления о примате художественного начала в церковной и государственной жизни первые русские князья-христиане с таким усердием обстраивают свои города, ставят в них центральные храмы» [42, 251]. Подсчеты учеными количества церквей домонгольской (X - сер. XIII вв.) Руси дают разные цифры: от 200 [50, 37-40] до 60 каменных храмов крестово-купольного типа [61, 10]. Но в любом случае, это лишь небольшая толика: известно, что первые, как и большинство последующих храмов (вплоть до XVIII в.) Центральной России, были преимущественно деревянными. Каменные церкви возводились повелением князя лишь в стольных, а позднее удельных городах.
В частности, в северянских Чернигове, Путивле, Рыльске, Курске, Липовическе, Ратске, Ольгове археологи обнаружили остатки фундаментов и плинфу домонгольского времени [1; 94, 110]. Были на земле семичей74 церкви и в княжеских селах75
В Смоленске выявлено 46 мест с остатками ранних церквей (И.Д. Белогорцев)76 и известно два монастыря77. Каменное зодчество развивалось здесь лишь в трех городах - столице земли Смоленске и в городах княжеского домена: Мстиславле (детинец) и Ростиславле (детинец и на посаде).
Во Владимире, по данным источников, в 1185 г. насчитывалось не менее 32 деревянных и каменных храмов и два монастыря: Рождественский и Княгинин Успенский. В Ярославле уже в начале XI века было два каменных собора, тогда как в 1221 г. (по летописным данным) пожар уничтожил 16 городских церквей [40, 127].
Старая Рязань в XII веке - цветущий город с тремя каменными соборами: Борисоглебским, Спасским и Успенским. Фундаменты каменных храмов и церковная утварь из столичных мастерских (хоро-сы, лампады, кресты-складни и кресты с выемчатой эмалью) обнаружены археологами в рязанских Пронеске и Ольгове [40, 127]. Муромский князь Константин Святославович (1096-1129) боролся с языческой партией, начав с обустройства в удельном граде Спасского монастыря (1096 г.).
Ростов называют Великим уже с XI века: здесь строят каменные княжеские и епископские дворы, терема, монастыри и церкви; начинается летописание и переводческое дело - библиотека князя Константина насчитывала свыше тысячи томов. К началу XIII века в Ростове три монастыря и два каменных собора - княжеский Борисоглебский и городской во имя Успения Божией Матери, а письменные источники зафиксировали, что во время пожара 1211 г. в городе сгорело 15 деревянных церквей.
О домонгольской Москве известно, что в ней были княжеские палаты и, по меньшей мере, три деревянные церкви, старейшая из которых - Ивана Предтечи - построена на месте языческого капища [58, 32]. Орловские вятичи просвещены в XII веке св. Кукшей. Однако если в Ростово-Суздальской и Муромской землях христианство установилось на рубеже XI—XII вв., то у вятичей языческие захоронения сохраняются до XIV века [73, 265-270].
Важнейшим «официальным» (княжеским) культом Северо-Восточной Руси стал культ Богородицы и Спаса. Владимиро-Суздальская земля, куда в середине XII столетия Андрей Боголюбский привез византийскую икону Божьей Матери Умиления и где построил храмы во имя Рождества, Успения и Покрова Богородицы, отличалась особым почитанием Небесной Матери. В Ростовском княжестве распространялось поклонение Спасу: в XIII веке в его честь в Переяславле, Угличе и Торжке возвели 7 городских соборов. Этот же культ охватил Тверское княжение, способствовав активному притоку населения [12, 42]. Москва в равной мере приняла и то, и другое 9.
Археологические данные свидетельствуют об определенном копировании форм в системе церковной архитектуры русского домонгольского периода, что в какой-то мере объясняется использованием князьями в разных землях одних и тех же мастеров и строительных бригад. Однако такого рода архитектурные и посвятительские дублирования были нарочитыми и имели глубокую социально-политическую причину: возведение известного храма на новом месте - своего рода княжеский «межевой знак», знамение, метка родовой принадлежности. Так, древнейший после Десятинной церкви Спасо-Преображенский каменный храм Чернигова, построенный князем Мстиславом Владимировичем (1036 г.), есть констатация переноса княжеского стола и связи этого северянского города с Тмутараканью [65, 39]. Аналогичен смысл и немалого числа других «повторов».
Историк Русской церкви Макарий оставил в своем труде такие сведения: «Удельный и потом великий князь Владимир Мономах соорудил каменные церкви: а) святой Богородицы в Ростове (прежде 1078), совершенно подобную по высоте, долготе и широте Великой киево-печерской церкви80, в память чудесного исцеления своего при заложении сей последней; б) святой Богородицы в Переяславле (1098) на княжем дворе; в) святой Богородицы, соборную, в Смоленске (1111); г) святых мучеников Бориса и Глеба на реке Альте (1117); д) святого Спаса во Владимире на Клязьме (ок. 1116 г.), последняя, впрочем, была, кажется, деревянная. Удельный князь черниговский Олег Святославич соорудил каменную церковь в Вышгороде во имя святых мучеников Бориса и Глеба, в которую в 1115г. и перенесены их мощи. Брат Олегов Давид Святославич (1123) соорудил церковь святых мучеников Бориса и Глеба в Чернигове, которая в семействе этого князя называлась отиею. <...> Юрий Владимирович Долгорукий, будучи еще удельным князем в Суздале (с 1113 г.), создал в этом городе церковь Богоматери совершенно по образцу Великой киево-печерской церкви» [43].
«Преемственность архитектурных форм служила в Древней Руси наглядным подтверждением преемственности форм политических, зримым воплощением идеи исторической традиции» [12, 43]. В то же время для активно мигрирующего с конца XI века населения распространение в новых землях привычного культа часто становилось решающим в выборе места оседания.
Еще более значимым символом, манифестирующим перенос власти на новые земли, стали явленные и чудотворные иконы. Самым ярким тому подтверждением может служить история Владимирской иконы Богородицы Умиления. Ее воспетый в «Сказании.,.» исторический путь - путь реального преемства земель и княжеских «столов»: Киева - Владимира - Москвы. Но аналогичного рода святыни-покровительницы81 появлялись по мере христианизации и политического самоопределения во всех землях Руси: в Смоленске, Муроме, Рязани, Костроме, Чернигове, Курске, Путивле.
Церковная десятина изжила себя уже к концу XI века. Возникла простая и практичная форма обеспечения Церкви: кроме собственных заработков (судебные пошлины, требы и руга - особое содержание от князей и бояр) в ее распоряжение стали передаваться различные статьи княжеских доходов (городской торговли и таможенных сборов) и земельные пожалования, достаточно быстро сделавшие Русскую церковь крупнейшим землевладельцем. Материальная зависимость важнейших церковных центров от государственной власти позволяла сохранять идеологическое влияние посредством духовенства, объединенного в рамках единой церковной организации.
Культурное наследие Киевской Руси как основание культурогенеза средневековой Центральной России
Киевская Русь складывается как надэтничное, превосходящее своими размерами все современные ему западноевропейские страны государство-держава, собравшее воедино несколько далеко отстоящих друг от друга, неоднородно заселенных и сохранявших племенные традиции, родовые и экономические связи территориальных областей (земель) Восточно-Европейской равнины.
Великие князья первых поколений - каганы, военные вожди, видевшие в себе, как выразился В.О. Ключевской, «не столько владетелей и правителей русской земли, сколько наемных кормовых охранителей страны, обязанных блюсти Русскую землю и иметь рать с погаными» [37, т.1, 178]. Политическая структура государства являла собой своеобразный триумвират власти, в той или иной степени дублируемый во всех землях и городах. Триумвират, соединявший волю князя, боярской думы и вече, что соответствует, по выражению Н.В. Рязановского, «монархической, аристократической и демократической сторонам» [64, 50-51] Киевской Руси.
Экономическое благополучие базировалось на меновых отношениях и приносившей солидный доход международной торговле, в немалой степени ориентированной на рынок82 пушнины. Об этом свидетельствуют и упоминаемые в летописях единицы назначаемой дани, и дошедшие до нас денежные термины - куна, веверица, бель и т.д., соответствующие названиям самых ценных пород пушных зверей. Во многом торговля мехами сыграла роль своеобразного катализатора социальной дифференциации [11, 90], выделив из общей массы обеспеченных людей и дав толчок процветанию ряда городов.
Системообразующим и цивилизующим началом Киевской Руси стал торговый город - центр хозяйственной, политической и культурной жизни. Преобладание жаждущих расширения рынка ремесла и торговли и свобода миграций, обеспечиваемая отсутствием частной собственности на землю, с одной стороны, нуждались в единстве правления, что облегчило становление централизованной власти, с другой - активизировали социальное культуротворчество, втянув в процесс «огосударствления» разные, окормляемые Киевом - «отцом городов», народы и земли, сотворив в итоге пространственно-культурную целостность - «Русскую землю».
Перемещение с конца XI века трансконтинентальных торговых путей в Западную Европу и на морские просторы привело к существенному падению торговли [9, 109], повышению значимости земельной собственности и преобладанию натурального хозяйства. Лишение «высшего класса» привычных доходов изменило принцип содержания правящей элиты. Киевские князья «от примитивного «полюдья» как возможности «кормления» перешли к домениальному устройству личного хозяйства, а также более сложной и устойчивой системе сбора дани.
Следом за выделением княжеского домена начала формироваться боярская вотчина - частное земельное владение, хотя бояре и дружинники Киевской Руси получали доходы от различных полю-дий, кормлений и судебных поборов еще долгие века после распада Киевского государства [68, 73]. В XI-XIII вв. боярство прочно осело в городах и землях, имея уже «собственные волости и села, хозяйства, многочисленных слуг (в том числе и военных), свои дома-дворцы83 в городах и замки в пригородах» [59, 213-214]. Примером тому может служить Курск 30-х гг. XI столетия, описанный в житии Феодосия Печерского как активно функционирующий город княжеского посадника. Хозяйственная жизнь его населения сосредотачивается в загородных хуторах - больших и малых имениях «вельмож»84 и простолюдинов. Горожане занимались сельским хозяйством и природными промыслами, водили в Киев обозы с припасами, весной сплавляли свой товар по Сейму и Десне.
Так лесостепной юг Центральной Руси жил до половецких набегов (1061 г.) на Киевскую, Переяславскую, Новгород-Северскую и Курские земли, когда многие их города были сожжены, а жители «частью избиты, частью разбежались», перенося привычный образ социально-хозяйственной организации жизни на новое место жительства. Массовый исход населения из степной и лесостепной Руси под защиту лесов северо-востока (в Волго-Окское Междуречье, Залесье и Ополье), начался со второй половины XII века. Зона культурной активности переместилась значительно севернее - в менее освоенный регион, где, по выражению В.О. Ключевского, «сосредотачиваются наиболее крепкие народные силы, завязались те основы и формы народной жизни, которые потом получили господствующее значение». Продолжалась интенсивная земледельческая колонизация; активно развивались «лесные» промыслы - охота и отлов птиц, лов рыбы и бортничество, лесозаготовки и смолокурение, - обеспечивающие и собственные нужды, и потребности торговли. Росло значение земледелия и землевладения: «Поблизости от богатых охотничьих угодий с их «ловищами», «бобровыми гонами», «перевесищами» на водоплавающую птицу и «тонями» для рыбной ловли возникали оседлые поселения с пашенными землями, «ораты и земли с притеребы» (прилегающие к освоенной, которую «теребили» в свободное от полевых работ время)» [90,129].
При общем увеличении численности отмирают отжившие поселения и формируются новые их типы. Укрупняются и дифференцируются сельские поселения. Общинные «горожи» постепенно забрасываются, «народную самооборону» заменяет и вытесняет массовое строительство крепостей и замков (Среднее Поднепровье, Северо-Восточная Русь) с концентрическими, не зависящими от рельефа местности укреплениями, постоянным населением и дружинной охраной. На их основе быстро растут и множатся торгово-ремесленные, политические, военные и религиозные городские центры.
По воле местных князей на удобном месте в перекрестье торговых водных путей и близком удалении85 от старых племенных и торгово-ремесленных поселений (Гнездово, Сарское, Тимерево находятся в 10-15 км от пришедших им на смену Смоленска, Ростова Великого, Ярославля - расстояние, которое туда и обратно преодолевается в течение светового дня), строятся новые города. Появляются княжеские и частновладельческие «города-села» с дворами-усадьбами86 - укрепленные селища, на основе вотчинного права принадлежащие духовным и светским феодалам (Гороховец на Клязьме, «Игорево сельцо» под Новгород-Северским). На стратегически важных направлениях (лесостепная и лесная Русь) возводятся сторожевые города-крепости с постоянными военными гарнизонами. Складывается типичная плановая структура древнерусского города: крепость и обширная неукрепленная часть. Территория, отделенная от остального поселения и специальным образом защищенная, превращается в его общественно-политическое и культурное ядро - детинец, под защитой которого город растет и формируется как военно-политический, административно-хозяйственный, торгово-экономический и культурно-идеологический центр большой округи.
К середине XII века социальная иерархия поселений Руси предстает во всем своем многообразии. Ее возглавляют высокоразвитые столичные города, окруженные младшими городами-пригородами и порубежными городами-крепостями, которые, в свою очередь, организуют вокруг себя меньшие волости и погосты со своими центрами. Все явственнее прорисовываются более или менее обособленные области, политическим и хозяйственным ядром которых является большой торговый город, первый устроитель и руководитель их «политического быта» (В.О. Ключевский), связанный с Киевом патриархальными отношениями «молодшего к старшому», включая обязанности военной взаимопомощи и поставку оговоренной «дани».
С упрочением государства и утверждением христианства города становятся оплотом духовной власти церковных иерархов, преобразуясь в очаги и ячейки церковной организации. В них наряду с княжескими и «гостевыми» - торговыми и управленческими - дворами размещаются центры епархий87 и приходов. «Центрами центров» русских средневековых городов оказываются основывающиеся практически в каждом княжеском городе монастыри.
Монастырская система складывается на Руси достаточно рано При всей противоречивости имеющихся сведений очевидно, что неизвестные христианские обители были уже при князе Владимире; из них же набирались насельники и для «княжеских» монастырей Ярослава, и для всех тех «68-90 монастырей домонгольского периода, две трети которых построены князьями и частными людьми, и, следовательно, заполнялись «готовыми монахами...» [36, т.1, 224]. В XI-XIII столетии монастыри, и часто не по одному, уже есть в Чернигове, Путивле, Рыльске, Рязани, Ростове Великом, Смоленске, Суздали, Владимире, Ярославле. Известный исследователь монастырской истории и культуры Г. Прошин по этому поводу писал так: «Иночество в постоянном движении следует общими путями расширения русского государства, освоения им новых территорий. От первой митрополии - Киева иночество двинулось на север и северо-восток, основывая обители, становящиеся первоначальными очагами культуры и просвещения во всех крупных центрах древнерусского государства. Монастыри этого периода преимущественно княжеско-боярские и основываются в городах» [57, 95].
Расцвет городов начался в середине XII века, когда через систему погостов и волостных центров к ним перешла функция сбора дани и транспортировка ее установленной уроками части сначала в Киев, а затем в столицы образовавшихся земель-княжений. Причем уровень благосостояния городов прямо зависел от их места в социально-политической системе государства: опережающими темпами развивались центры, сохранившие независимость от великокняжеской столицы и свободу торговли. Еще большее значение для городского развития имело сосредоточение ремесел. Именно наличие ремесленников выделяло города из сельских поселений, структурно отличающихся разве что меньшими масштабами. Характерно, что везде ремесленная деятельность представлена не одним-двумя направлениями, а множеством узкоспециализированных, технически сложных и часто художественных профессий, многие секреты которых до сих пор не разгаданы. Находки изделий киевских, смоленских, новгородских, рязанских мастеров в удалении от производящих их центров и даже за пределами Руси говорит о развитии и внутренней, и внешней торговли. Оживленные связи со странами Востока, Западной Европы и Византии засвидетельствованы многочисленными импортированными памятниками.
Частное владение и свобода землепользования, наследственная передача ремесла и оберегание тайн мастерства, как и возможность выбора, обеспечивали высокую степень общественной активности и работу механизма вечевого управления, ограничивавшего власть князя88 и открытостью судопроизводства обеспечивавшего защиту городской и сельской общины.
Феодальное договорное право, аналогичное европейскому, -«Правда Ярослава», «Русская правда», и обретенный идеал89, выраженный в литературе этого периода, стали регуляторами взаимоотношений и взаимообязательств всех сословий, обеспечивая автономность церкви, городов и населения. Позволяя «верховной власти с большим или меньшим успехом исполнять роль верховного арбитра» [81, 285], они задавали условия активного культурного движения.
Получив христианство непосредственно от Византии, Киевская Русь развивается как просвещенное европейское государство. Давние споры о степени грамотности изначальной средневековой Руси практически разрешились большим количеством примеров высокой (для своего времени) культуры населения страны раннегосударственного и раннехристианского периодов. Игумен Иоанн Экономцев, имея в виду IX-X вв., пишет в частности: «Нет сомнений, что русские города в тот период не могли обойтись без письменности, так же как и не могли обойтись без системы математического счета, в существовании которой никто почему-то не сомневается. Эта письменность, вероятно, ...служила для узкоутилитарных, хозяйственных целей Когда на Русь стало проникать христианство, могли быть предприняты и, как свидетельствует житие Кирилла, были предприняты, попытки использовать эту письменность для перевода на национальный язык Священного писания».[33, 21].
К свидетельствам широкого распространения грамотности относится эпиграфика (надписи на камнях, монетах, оружии, посуде) и граффити (надписи на церковных стенах), в большинстве случаев недатированные и исполненные кириллицей. Однако то, что письменность существовала и до равноапостольных солунских братьев - факт90, подтверждаемый многочисленными историческими примерами. Так, «Повесть временных лет» начинает фиксировать события истории с 852 года, т.е. в ее составлении использованы памятники докириллической письменности Многочисленные свидетельства арабских путешественников и купцов подтверждают это. В частности Ахмед Ибн-фадлан, описывая в 922 г. погребальный обряд русов, упоминает водруженный на могиле столб с начертанным на нем именем сородича. Историк Эль-Недим Ибн-Якуб отметил, что русы для записей используют деревянные дощечки, а историк и писатель аль-Масуди оставил сведения о надписях на камнях в языческом храме славян. Болгарин Черноризец Храбр в «Сказании о письменех» говорит о применявшемся славянами-язычниками письме как о письме «черт и резов» [39, 175]. Вероятно, торжественное «начертать свое имя» имеет ввиду именно этот вид письма. В древнерусские времена такое выражение еще сохраняло буквальный смысл: археологи неоднократно находили в разных концах Киевской Руси помеченные именами владельцев пряслица91 и инструменты, черепки сосудов с буквами. С приходом же христианства появились и ремесла, требовавшие обязательного знания грамоты, в частности, использующие надписи иконописание и изготовление церковно-культовых предметов.
Современная археологическая наука располагает доказательствами (находками «писал»92) широкой географии переписки простых горожан, бытовавшей в XI-XIII столетиях не только в Новгороде, но и в Смоленске, Курске, Новгород-Северске, в порубежных кочевой степи крепостях (Карпов, Хотмысль), на южных торговых путях Киевской Руси (Горналь, Гочево, Липино). Так же повсеместно обнаруживают археологи застежки и накладки на книги, имевшие хождение в Центральном регионе еще в домонгольские времена. «Размах такой повальной грамотности в XI-XII веках говорит о многом, в частности о многовековой традиции письма, что в свою очередь наталкивает на мысль о непрерывности грамотности на Руси и наличии ее в до-кириллическую эпоху. Просто раньше писали одними (языческими) знаками, а с принятием христианства на Руси стали писать кириллицей. Понятно, что с принятием христианства языческая письменность была уничтожена, но традиции грамотности, навыки письменной традиции остались» [39, 175].
8 житии Феодосия Печерского прописано, что он отроком в граде Курске, где было несколько учителей, изучил грамматику: был отдан «на учение божественных книг единому от учитель <...> и вскоре извьчче вся громатикия». Дословно - «отдал себя на изучение божественных книг одному из учителей <...> и вскоре изучил все грамматики, так что все дивились премудрости и разуму отрока». Поскольку слова «грамота» и «грамматика» в те времена, как, собственно, и сейчас, имели разный смысл (грамота - умение читать и писать, грамматика - сложная наука о строе языка, слов, словосочетаний, предложений), можно по одной только фразе упомянутого текста судить о характере развития образования и образованности на Руси в XI столетии.
В то же время это и аналогичные агиографические свидетельства, летописные сведения и характер формирующейся литературы показывают, что христианская культура первоначально развивается как элитарная. Литературоведы и филологи часто затрудняются в определении самого первого древнерусского литературного памятника, но солидарны в том, что появление письменно оформленных сочинений связано с принятием христианства на Руси, с церковным богослужением и торжественным проповедничеством, с чтением написанного вслух. По сути, XI столетие русской культуры можно определить как время истинного просвещения и просветительства.
Столь же очевидна и элитарность первых слушателей, способных воспринимать большие произведения, сложную композицию, государственно-значимые идеи. Именно для такой аудитории сочинял Иларион, первый древнерусский митрополит, автор «Слова о законе и благодати» (1049 г.), не боявшийся говорить казалось бы недавно просвещенным русичам о сложнейших вопросах человеческого бытия и признававший, что написал свое «слово» для людей, «преизлиха насытившихся сладости книжной». «Круг первых потребителей литературы - знатные слушатели, собиравшиеся в главном храме города. Возможно, и избранные священнослужители, и монахи», -отмечает А. Демин [24, 6].
Доктор филологических наук Александр Ужанков уверен, что «практически все жанры древнерусской литературы XI—XVII вв. (кроме мирских повестей) имеют внелитературные функции» [77, 22]. Ораторское красноречие - это не что иное, как проповеди, читаемые по случаю праздника, важного события или на темы морали; жития, вошедшие в четьи сборники (Четьи-Минеи), прославляют духовный подвиг святых и являются, прежде всего, неотъемлемой частью церковной службы святым; послания церковных отцов (иерархов) своим духовным чадам; «слова» по поводу религиозных споров (например, с латинянами), освящения церкви (знаменитое «Слово о законе и Благодати») и т.д. «Совершенно очевидно, что «древнерусская литература» - это православная литература, которая была призвана к окормлению нового христианского народа. И «внелитературная функция» <...> была у древнерусских творений основной. Но, поскольку содержание облекалось в словесную форму, а отношение к слову обуславливалось отношением к Богу («В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог», - свидетельствует апостол Иоанн), все древнерусские писатели (они были в большинстве своем лицами духовными - служителями церкви) стремились в меру сил и таланта к литературному совершенствованию своих творений», - утверждает он [77, 22].
«Слово о полку Игореве» - предмет многолетних дискуссий ученых, источник разного рода гипотез, авторы которых едины в одном: это самое знаменитое сейчас, но не в древности произведение широко распространенного в тот период жанра импровизации на княжеском пиру, где два (или более) певца подхватывали мысль другого, противореча и дополняя ее (Д.С. Лихачев, А. Демин). Это означает, что «Слово», обращенное к знатным людям и имеющее экстатический характер - обилие не разъясняемых политических и исторических намеков, свободную, а не хронологическую последовательность изложения событий и откликов на них, множество редкостных языковых оборотов и выражений, сложных символов и образов, - элитарно уже по своему предназначению. Для внимавших «Слову» аристократических слушателей его «темные места» не были темны, но именно в силу аристократизма «Слово о полку Игореве» и не получило распространения. Т.е. можно полагать, что бытование такого рода литературных произведений могло иметь достаточно широкое поле и в предшествующее языческое, и в последующие удельно-княжеские времена.
Элитарным читателям адресовалось и «Повествование по хронологии годов» - «Повесть временных лет» (около 1113 г.), значение которой для русской культуры воронежский филолог А.О. Амелькин сравнил со значением Библии: «И как Библия, вобравшая в себя многовековую мудрость еврейского народа, «Повесть» вобрала в себя древнейшую нашу литературу. Русская летопись не только учила, она жила вместе с русским народом» [4, 181]. С этой хранившейся в Киево-Печерском монастыре дорогой пергаментной книгой могла познакомиться лишь светская и церковная верхушка, да еще узкий круг ученых монахов. Киевской знати, обязанной стать образованной и эрудированной, нужна была компактная историософская энциклопедия, каковой, собственно, и является первая русская летопись, объединившая самые разнородные материалы: рассказы из библейской истории, этнографические сведения о древних славянах, устные легенды о первых князьях Древней Руси, юридические документы (уникальные тексты договоров Руси с Византией), политические повести о княжеских междоусобицах, осуждавшие распри («если возьметесь воевать между собою, то поганые станут радоваться и возьмут землю нашу»), церковную полемику с «латынами» и волхвами (языческими жрецами), церковные поучения (похвальное слово Ольге, первой христианке из князей, похвала книжному учению и священным книгам), житийные сочинения (о первых монахах Киево-Печерского монастыря) и пр., - читаемые как единое, искусно сжатое опытным книжником и яркое повествование. Труд Нестора отражает не только жанровое разнообразие раннехристианской литературы периода Киевской Руси, но и реальность бытования дохристианской письменности, памятники которой как «поганое» языческое наследие могли быть преднамеренно уничтожены.
Крестившись и получив доступ к самой фундаментальной культуре своего времени, Русь начала личный христианский путь не только с наиболее значительных образцов, но и с величайших культурных творений, свидетельствовавших как о степени глубины принятия нового знания, так и о колоссальных силах, собранных за века в тайниках ее природной языческой души. В этом смысле следует согласиться с мнением современного богослова и историка православной церкви игумена Иоанна Экономцева, который пишет следующее: «Необходимо признать, что дохристианская Русь в области материальной культуры и религиозных (языческих) представлений, находящих полную аналогию с религиозными воззрениями античного мира, достигла достаточно высокой степени развития, что и позволило ей так легко и быстро воспринять сложнейшие концепции христианского вероучения и миропредставления и совершить грандиозный прорыв в области самосознания» [33, 19].
Однако Киевская Русь стала и прилежной ученицей многих своих учителей. В домонгольский период были переведены разные книги, повествовавшие о сотворении Вселенной, Земли и человека, о расселении людей по Земле, о частях света, о свойствах животных и о будущих судьбах Земли, медицине и организации быта. «Шестоднев» Иоанна Экзарха, «Книга небес» Иоанна Дамаскина, «Христианская топография» Козьмы Индикоплова, «Физиолог» - открывали русскому книжнику всю яркость и многообразие мира.
Об учительном характере древнерусской литературы свидетельствует не имевшее место ее жанровое разнообразие, а широкое хождение и авторское предпочтение формы сборника, или Изборника93, статьи и повести для которого отбирались, точнее, избирались. Маленькая библиотека под одним переплетом, энциклопедия жизни тела, души и духа. Все, что, по мнению древнерусского книжника, необходимым образом должно быть под рукой в походе или княжеских хоромах. Задачей этих сборников было упорядочить представление о мире и поведении человека в нем, достигнуть которого необходимым образом можно было только с помощью знаний об основополагающих принципах мирозданья. «Не случайно самый опасный враг - "народы, которых никто не знает", "язык неведомый", самое опасное место - "земля незнаемая", самая горькая смерть - неведомо где. А слово "невежество" обозначало одновременно и неведение, и, наверное, невежливое поведение» [4, 181].
Делу просвещения как делу государственной важности, служили и основываемые киевскими князьями, начиная с Владимира, «книжные училища» для отроков и многие разбросанные по всей Руси монастыри. Киево-Печерская обитель в бытность уже св. Феодосия была, по сути, одним из первых европейских университетов, подготавливающих высших церковных иерархов и писателей и накапливающих духовные и исторические знания посредством житий и летописания, собирания и переписывания книг. Книгописание и учительские традиции имели и современные ему монастыри Тверской, Владимирской, Смоленской, Рязанской и прочих земель.
Обращая внимание на отсутствие в ранней русской духовной практике привычного Западу богословия, некоторые, в том числе и национальные, исследователи называют Русь «великой молчальницей», как-то забывая, что истинный смысл богословия как прозрения, познания и прославления Бога, «умозрения», а не схоластического «плетения словес», был ею выражен с необычайной и не повторенной ни в каком другом культурном опыте силой Русские философы неоднократно подчеркивали, что в Древней Руси философия в художественной форме выступает в более полном виде, чем в вербальном тексте. Выдающийся русский эстетик В.В. Бычков, в частности, свидетельствует: «Сила и непреходящая значимость древнерусского искусства в его «софийности» - удивительной способности смотреть на жизнь «с точки зрения вечности» и,,прозревая в ней сущностные основы бытия, выражать их в цвете, слове, звуке».
Киевский князь Владимир Красное Солнышко после своего обращения в христианство жил еще 25 лет и успел крестить Киевскую, Черниговскую, Смоленскую, Новгородскую земли, соорудив на месте поверженных языческих капищ каменные храмы: «нача ставити по градом церкви и попы». На раннехристианской стадии, как известно, у Руси были разные учителя: греки, поляки, немцы. Однако обратим внимание, как быстро «ученица» уходит от «кружочков и палочек» в постижении и этой «грамоты», внося изменения в заимствованные проекты и создавая самостоятельные произведения, а не редко и шедевры, не только в литературе, но в архитектуре и живописи.
Уже киевская София - пятинефный, тринадцатикупольный храм, посвящением и образом своим повторяющий главный константинопольский собор, представляет собою строение, каких в Византии не было. Главная функциональная и, следовательно, конструктивная проблема массового периода христианизации - размещение в храме большого количества народу и особо среди него семьи и приближенных князя - решена в нем возведением обширных галерей-хоров. Чуть позднее столь же быстро в архитектуре решилась задача, связанная с переходом функции «хранения христианства» от великого князя к монастырям, внешне выразившаяся активизацией монастырского каменного строительства и исчезновением из храмов больших хоров, а соответственно, и многоглавия, что довольно скоро приняла и растиражировала и собственно княжеская церковная архитектура.
Археологические данные свидетельствуют об определенном копировании архитектурных форм и строительных технологий культового зодчества русского домонгольского периода. Известно, что главные храмы разных земель повторяли друг друга. Однако «образцы» чаще всего служили строителям лишь схемой, что не создавало помех для развития творчества зодчих, практический опыт которых развивался и совершенствовался с каждой новой постройкой Мастера всегда делали поправки с учетом развития форм от времени создания образца и до его повтора; при этом изменения были связаны и с функциональными соображениями, и с требованиями заказчика [5, 134-138].
Открытость, обращенность к самым разным источникам и способность проникновения в их суть есть одна из существенных черт древнерусского искусства XI—XII столетий. Природное умение видеть и повторять красоту окружающего мира и человеческих творений в любом творчестве стала той почвой, на которой так быстро выросло плодоносное дерево русской культуры. Сыграла свою роль и «детско-языческая» любовь к золоту, и ювелирная техника ремесла. В.В. Бычков свидетельствует, что красоту всего ансамбля церковного искусства люди средневековья «воспринимали только в прикладном модусе - только с точки зрения украшенности, блеска, яркости, красочности и т.п.», и именно типологическая однородность всего средневекового искусства с отражающим народные вкусы искусством декоративно-прикладным и словесным фольклором позволила особенно быстро создать русскую редакцию византийского искусства и литературы.
Золотом стен и окладов сияли храмы и иконы многих домонгольских городов Руси. В то же время непревзойденная иконопись и настенные изображения Киевского периода, балансируя на грани реального и ирреального, отличались особым «калокагативным» стилем, облекшим внутреннюю красоту изображенных в столь же прекрасные внешние формы. Сгинувшая в огне татарского нашествия стенопись эпохи христианского становления, так же как единичные сохранившиеся иконы разных земель94 и мозаики Софии киевской, могла свидетельствовать, что идеалом «героического периода» Киевской Руси повсеместно был мужественный и красивый человек. Подтверждает видение в человеке богоподобия, отмеченность красотой духовной и телесной и древнерусская литература, создавшая первые портреты - князей Владимира и Бориса, равно отметившая и величественную властность и красоту могущества отца, и внешнее цветение, юношескую хрупкость, мудрость и разумность как знаки божьей благодати (святости) сына. «Своей античностью» назвал этот период русской культуры Д.С. Лихачев. В нем еще не было ни то что отрицания, но даже пренебрежения к плоти или противопоставления духа и тела. Близок к античному и эстетический канон того времени: господствовали пропорции Поликлета (1:7).
Опыт калокагативного древнерусского антропоморфизма X-XII вв. рождался в специфической атмосфере военной демократии, сложения героического эпоса и освобождения от власти мифологии.
Потребителем церковного искусства был весь крещеный народ, поэтому, несмотря на отличия утонченного христиански просвещенного сознания элиты и обыденного языческого - простолюдина, они не были так уж разъединены. Как выразился В.П. Даркевич, «уровень ученого философско-теологического сознания отличался от уровня массового, однако между элитарной культурой интеллектуалов, в основном из представителей духовенства, княжеско-дружинной с ее «богатырскими», рыцарскими идеалами, и культурой простонародной с особенно сильными языческими традициями, унаследованными от предков, не было непроницаемых перегородок» [23, 58]. Однако нет сомнений в том, что именно городская культура являлась проводником и основой распространения нового знания, образа жизни и эстетических представлений. Хранителем языческого мировоззрения, традиционного опыта, архетипических образов и символики оставалось в массе своей слабо христианизированное сельское население.
Утверждение церковного канона и распространение единого права формировало общегосударственную и социально-культурную структуру Киевской Руси, оставляя свободными хозяйственную, духовную и художественную жизнь. Подтверждение тому - разный уровень материального благосостояния и «отход общественной жизни от ситуации одинакового устройства на всех ступенях общества» [10 13], установление местного почитания святых и культ икон-покровительниц земель, накапливающиеся отличия в архитектуре, строительных технологиях и иконописных приемах.
Централизованное управление из Киева в силу огромных расстояний и слабых экономических связей реально производилось посредством организации системы «посадников» - «лучших мужей», и земельных пожалований, сопровождавшихся раздачей иммунитетных прав, посредством чего области, волости и города Руси удерживались в повиновении. Земли и иммунитетные права представлялись отдельным частным лицам на определенных условиях, главнейшим из которых считалась служба великим киевским князьям. Следствием функционирования такой политической системы стало превращение центрально-русских территорий в своеобразные сеньории-полугосударства, владетели которых, опираясь на личные военные дружины, управленческие и судебные органы, могли проводить самостоятельную внутреннюю и, в какой-то мере, внешнюю политику. Власть киевских князей, переросшая возможности одного человека управлять отдаленными землями, со своими формирующимися династиями становилась, по сути дела, номинальной.
Значение князя-государя и собственника земли не совпадало: бояре-посадники выступают в исторических источниках в качестве временных держателей отдельных волостей, «доходы с которых делились в определенных пропорциях между боярами, их военными слугами и князьями, дававшими им земли» [59, 216]. Усиливаясь в экономическом и военном отношениях, сеньоры-владетели переставали выполнять те условия, на которых им представлялись земля и иммунитетные права, постепенно превращая свои полугосударства в собственные державы, что приводило к политическому обособлению целые территории.
Стремление условных держателей к личному земельному владению и экономической и политической самостоятельности, ставшее первопричиной дробления крупных княжеств-полугосударств, отмечено в наиболее развитых земледельческих районах Центральной Руси уже в середине XI века. Впоследствии оно приобретает первостепенное значение и обвальные формы. Более того, в XII столетии в Северо-Восточной Руси явственно обозначаются «пробивавшиеся сквозь вечевую демократию» (И.Я. Фроянов) монархические тенденции.
Перестала отвечать интересам укрепляющихся землевладельцев и форма ранней централизации - военно-политический союз князей. Наблюдались неоднократные попытки замещения вече его аналогом в виде съездов князей. Последними в этом ряду были активные усилия Владимира Мономаха (незадолго до смерти) собрать общерусское вече. Однако, как выразился А.С. Ахиезер, «большое общество, государство оказались пропитаны локалистскими принципами. Возник разрыв между культурой, тяготевшей к большому обществу, и социальными отношениями локального типа» [9, 105].
По замечанию Л.Н. Гумилева, «субэтносы XI в. в XIII в. превратились в отдельные этносы, утратившие политические связи и этническую целостность, сохранив только одну силу, еще сдерживавшую разложение, - православную церковь и ее культуру» [20, 492], силу, ставшую основой и гарантом культурной целостности Руси. В этом противоречии - растущем ощущении всеобщности и стихийном, на ментальном уровне, проявлении индивидуальности - отражение тех тенденций, которые, в конечном итоге, «разорвут» Русь. «Внутренняя слабость и дезорганизация, неспособность разрешить социокультурное противоречие между потребностью в социальной организации большого общества и сложившимся господствующим соборным идеалом явилось причиной национальной катастрофы» [9, т.1, 107].
Существенные физико-географические, климатические и коммуникативно-культурные отличия «вмещающего ландшафта» Центральной России, не совпадение новых городовых и областных образований с древними племенными и распространение земельной частной собственности, опережающее развитие и политизация независимых от Киева торгово-ремесленных центров и перерастание торгового соперничества в политическое, изъяны «столонаследия» и рыхлая социально-сословная система привели Киевскую державу к распаду.
Но «блестящий дебют», как выразился Н.В. Рязановский, состоялся, оставив «богатое наследство социальных и политических институтов, религии, языка и культуры» [64, 60] - все, чем держалось русское культурное единство в последующие столетия.
Примечания
27 Древнее название Волга - Ра, Рос, Оскола - Рось, притоки Днепра - Рось, Россава, Роська. Названия упомянутых в нарративных источниках племен - аор-сы, роксоланы, росы, росомоны, русы. 28 По арабским источникам во время этого похода в хазарские степи полководец Мерван пленил не только хазар, но и ассакалиба - так арабы называли славян; Танаис (Дон) в арабской географической традиции назывался «Рекой Славян», контролируемой салтовскими крепостями. 29 По мнению исследователей, это могла быть поволжская или южноуральская группа представителей культуры именьковского типа, осевшая среди славян на территории среднего и верхнего течения р. Псел. См: Приймак В.В. К вопросу о происхождению гончарной волынцевской керамики // Археология и история Юга-Востока Руси. -Курск, 1991. -С. 65. 30 Девицкий клад Коротоянского р-на Воронежской области. См.: Быков А.А. Из истории денежного обращения Хазарии в VIII-IX вв. // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. Вып.3. -М., 1974. -С. 26-71. 31 В Посеймье были обнаружены астрагалы и керамика с буквами. 32 Маршрут хазарского полюдья повторил в 965 г. разгромивший Хазарию киевский князь Святослав. 33 Предположительно, роменско-вятическое городище вблизи Воронежа. 34 На Горнальском городище (Курская обл.) археологи обнаружили княжескую усадьбу X столетия и фрагменты станков для чеканки монет, а также серебряные подражания арабским дирхемам, чеканившиеся, возможно, здесь же. 35 Лепная керамика с поселения Покров-5 на реке Десна, Свято-Данилова монастыря в городе Москва и некоторых других, относящихся в целом к роменской культуре, и значительное распространение раннекруговой посуды сближает эти памятники с поселениями глубинных районов северской земли - Верхним Посемьем, верхним течением реки Псел и Оскол. Вряд ли случайно и наличие среди гидронимов Подмосковья таких названий, как Десна и Северянка. 36 Она по-прежнему опиралась на погосты, крепостным гарнизонам которых был определен прокорм (лесные «ловища» и «перевесища» - места для охоты на зверя и птицу), а система полюдья была дополнена «повозом» - поставкой дани в назначенные пункты и «уставами» и «уроками» - установлением их четких размеров и сроков доставки или изъятия. 38 Так именуется Древняя Русь в норманнских письменных источниках. Наиболее ранние случаи употребления этого названия относятся к концу X-XI вв. 39 Ныне это большая часть территории Центрально-административного региона Российской Федерации. 40 Название народа «рос» впервые появилось и разошлось по миру в греческих хрониках, связанных с завоевательными походами Олега и Игоря на Царьград. «Росией» в середине X в. называет заселенную «росами» территорию император Константин Багрянородный. В западноевропейских источниках термин «Russia» или «Ruscia» применяют с XI в.: Папа Григорий VII в своей грамоте 1075 г. на имя киевского князя Изяслава Ярославича именовал его «князем русских» (rex ruscorum), что соответствует обычному названию Русской земли в средневековой французской поэзии. В начале XIII в. в папских грамотах и в ливонской хронике первой половины XIII в. появляется название «Russia». Тем не менее, Русь не называлась Россией до XV в., когда это название было воспринято Московской Русью, также как «русские люди» не звали себя росами. См.: Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. -М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. -С. 270. Тихомиров М.Н. Российское государство XV-XII веков. -М.: Наука, 1973. -С.11. 41 Вход Руси в супер- и сверхэтническую общность, к которому она стремилась при Святославе, состоялся при крещении, и случилось это не на Дунае, а в Константинополе. 42 Описание рукописи и характеристика карты см.: C.Rafn. AR, II, р. 392; Alfredi Islenzk, b.2, p. С. 43 Согласно средневековым представлениям граница Европы и Азии проходила по реке Дон (Танаис). 44 «Hausbok», udg. av F. Jonsson. Kobenhavn, 1892-1896. -C.155. Приводится по тексту: Мельникова Е.А. Древняя Русь в исландских географических сочинениях//Древнейшие государства на территории СССР. -М: Наука, 1976. -С. 146. 45 «Фрагмент древнего исландского историко-географического сочинения» содержит отрывок об открытии Исландии Гардаром (VIII-IX вв.). Любопытно проследить внешне столь очевидную связь имени первооткрывателя и название земли Гардарики. См.: J.Skriptores rerum Danikarum medii aevi. Т. II. Havniae 1773, p. 25-37. 46 Новейшие материалы показывают, что уже в IX столетии в Ростовской земле развернулось славянское расселение и шел процесс формирования древнерусской народности. См.: Дубов И.В. Города, величеством сияющие. -Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1985. -С. 33-45. 47 Г.В. Вернадский в одной из своих работ сделал попытку разыскать историческую основу преданию. См.: Vernadsky G. The Origins of Russia. -Oxford, 1959, p. 174-180. Поискам родины викингов в Ростовской области (бывший Танаис) посвятил последний год своей жизни и великий исследователь XX столетия скандинав Тур Хейердал. 48 Антами называют восточных степных славян раннего средневековья. 49 Не от этого ли корня произошли слова: рече (речь, речистый), руце (рука, рукастый), решительный, вполне применимые в качестве определения русского характера? На определенное размышление наводит и происхождение слова рыцарь, согласно этимологии, заимствованного из польского - rycev. См.: Фесмер. -М. Этимологический словарь русского языка: в 4-х т.: Пер. с нем. ОН. Трубачева.-М : Прогресс, 1987. 50 Слова свет, святость, слава в средневековом представлении идентичны с точки зрения выражения божественной сущности. 51 Река Рус - торговый путь, включающий среднее и верхнее течение Дона, Северный Донец и левобережные притоки Днепра. См.: Галкина Е.С. Тайны Русского каганата. -М,: Вече, 2002. -С. 126 52 Об этом свидетельствуют браки представителей киевской династии. Сыновья Владимира были женаты на дочерях государей соседних королевств: Святополк - на дочери Болеслава Храброго, Ярослав - шведского короля Олафа. Сам Ярослав Мудрый сосватал своему сыну Изяславу дочь польского короля Мешко II; сыну Святославу дочь немецкого графа Леопольда фон Штаде; младший Яросла-вич Всеволод женился на родственнице императора Константина Мономаха. Три дочери Ярослава стали королевами: старшая Агмунда-Анастасия - венгерской, Елизавета - сначала норвежской, затем датской, Анна - французской. Летописи неоднократно рассказывают, что изгнанные или побежденные великие и удельные князья скрывались за границей, чаще всего на европейском севере. 53 Имеется ввиду представление о единстве и извечной борьба двух начал - света и тьмы, добра и зла (зороастризм), Бога и Дьявола. 54 В «Хронике» Захарии Митиленского, или Ритора, - сочинение византийского автора первой половины VI в., дошедшее в сирийском переводе в историографическом своде второй половины того же столетия, дается описание обитавшего в причерноморских степях в VI в. «народа рус» и сообщается об изобретении в начале VII в. для племен (булгар, алан, авар, эфталитов и др.), живущих «в гуннских пределах» - в южнорусских степях и Северном Прикаспии, - албанским епископом Кардостом и тремя его клириками письменности и составлении «писаний» на их языке. См.: Гусейнов РА Место и роль сирийских источников в изучении истории народов СССР // Древнейшие государства на территории СССР -М.: Наука, 1976.-С. 47. 55 Именно этот, забытый историей факт стал причиной выбора Владимиром Тмутаракани местом личного крещения. Черниговские князья северских славян (родоначальник - князь Черный) считали Тмутаракань своей отчиной, то есть землей отцов. См.: Саратов И.Е. Следы наших предков. Памятники Отечества // Альманах Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. -1985. -№2. -С. 39. Рапов О.М. Княжеские владения на Руси в X - первой половине XIII в. -М.: МГУ, 1977. -С. 207. 56 О связях Танаиса с Черняховскими памятниками Восточной Европы говорят и другие археологические памятники - острореберные миски, трехслойные костяные гребни, находки которых для античного города, каким еще в конце IV в. был Танаис, не характерны. См.: Арсеньева Т.М. Новые исследования в Танаисе // Вестник РГНФ. -1999. -№3. -С. 110. 57 О крещении русов писали византийский патриарх Фотий (867 г.), Константин Багрянородный (середина X в.) и Георгий Кудрин (автор XI в.) См.: Галкина Е.С. Тайны Русского каганата. -М\: Вече, 2002. -С. 60. 58 Иакимовская летопись, фрагменты которой дошли до нас в тексте «Истории Российской» В.Н. Татищева, повествуя о погребении князя Аскольда, упоминает церковь св. Николая «на горе», разрушенную в 971 г. Святославом. См.: Татищев В.Н. История Российская. Т.1. -М.; Л., 1963. -С. 110. 59 Согласно Иоакимовской летописи, использованной В.Н. Татищевым в написании его российской истории, в неудачной защите (972 г.) болгарского города Доростол, обороняемого дружинами Святослава и его двоюродного брата Глеба-Улеба (по предположению, племянника равноапостольной Ольги, участвовавшего в ее Византийском посольстве и крестившегося вместе с ней), были обвинены христиане дружины Глеба-Улеба, которого, «разными муками томя», разгневанный Святослав казнил. См.: Лобачев В. Первый русский князь-мученик, который в святцы не попал // Наука и религия. -2000. -№2, -С. 33. 60 Курский археолог Ю. Александров-Липкинг в своей книге «Далекое прошлое соловьиного края» приводит сведения о том, что в 60-е гг. XX столетия курский краевед А.А. Орлов на склоне притускарного обрыва в центре города Курска собрал несколько фрагментов плинфы «со скосами на углах», которая изготовлялась только в X веке Рукопись 1785 г. курского губернского землемера И. Башилова «Описание Курского наместничества...» свидетельствует о находке кирпичной плинфы в Беседино, что в 25 км от Курска: «были обнаружены кирпичные фундаменты из плинфы. 4x27 см». См.: Александров-Липкинг Ю. Далекое прошлое соловьиного края. -Воронеж: ЦЧ. кн. изд-во, 1971. -С. 110. 61 В ряде летописей сообщается о том, что епископия в Ростове была учреждена еще в конце X в.- в 991 г.; ее первым епископом называют Федора Гречина. В Тверской, Воскресенской, Никоновской летописях и «Степенной книге» он упоминается как строитель первой дубовой соборной церкви в Ростове, которая была «толико чудна, якова не бывала и потому не будет». См.: Иоаннисян О.М. Зодчество Северо-Восточной Руси XII-XIII вв. // Дубов И.В. Города, величеством сияющие. -Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1985. -С.140 62 Культ коня был достаточно распространен практически до конца XIX века. В некоторых местах (например, Тульской губернии) были даже каменные статуи коней, вернее кони-камни. См.: Рапов О.М. Русская церковь IX—XII вв. Принятие христианства. -М., 1988. -С. 39. 63 Существуют этнографические и лингвистические свидетельства совмещения князем в определенные периоды роли племенного вождя и жреца. Археологически это подтверждается захоронением в «Черной могиле» X в. (Чернигов) князя одновременно с воинским и жреческим инвентарем. Возможно, что культ и святилища были связаны с княжеской властью и в других местах. 64 Византия, давшая Руси церковную организацию, канон и священников, не следовала закону десятины, установленному пророком Моисеем. 65 Двадцатипятикрестовая десятинная церковь была возведена на месте двора варягов-мучеников Федора и Иоанна, убитых языческой толпой в Киеве в 983 г за отказ быть принесенными в жертву Перуну. 66 Следом за Киево-Печерской обителью пещерные монастыри появились в «пустынях» лесной и лесостепной зоны. К ним относятся и те из них, история которых известна от основания - черниговский Ильинский (XI), Псково-Печерский и Святогорский Печерский монастыри (XIV-XV вв.), и те, чья древность сокрыта, и лишь название, вобрав определение «печерский» - пещерный, отразило эту особенность рождения обители. В лесостепной зоне юга России, как свидетельствуют историография и материальные остатки, когда-то было довольно много отшельнических пещер и подземных монастырей До нынешнего времени сохранился и сейчас восстанавливается один из монастырских комплексов, вырубленный в меловом холме правого берега (Жестовы горы) реки Оскол при впадении в нее реки Холки, в 15 километрах к северо-западу от города Новый Оскол (Белгородская область, Чернянский район). 67 Поп - полабский puop «священник, учитель». 68 Характерно, что даже имена их славянские. 69 Археологическое исследование первоначального города Рязани показали полуязыческие захоронения середины XII в. и три кирпичных христианских храма. 70 Академик Б.А. Рыбаков начинающим исследователем увидел в довоенной экспедиции в Курской области (с. Гочево) «огромный ритуальный хоровод всех женщин и девушек села (около 150 человек), собравшихся перед полуночью в честь праздника древних славянских богинь Лады и Лели, покровительниц брака». См.: Зорин А.В., Стародубцев Г.Ю., Шпилев А.Г. при участии Плаксина И.М. Из истории изучения курских древностей. -Курск, 2000. -С.85. 71 «Скорее всего, христианские священные изображения сменили в Божьем углу более древние - языческие, а на первых порах несомненно соседствовали там с ними», - делает предположение в своем обобщающем исследовании славянской культуры Мария Семенова. См.: Семенова М. Быт и верования древних славян. -СПб.: Изд-во «Азбука-классика», 2001. -С. 182 72 Бернард Клервосский (1091-1153) - воинствующий католик, один из вдохновителей и организаторов крестовых походов, рьяно осуществлявший свою выдвинутую в проповедях и трактатах программу всемирной христианизации, в частности, писал: «Язычников не следовало бы убивать, если бы их можно было каким-то иным способом удерживать от совращения и чрезмерного притеснения верных (христиан). Теперь же лучше, чтобы они истреблялись, чем оставался бы бич грешников над судьбой праведников, дабы не простерли праведники руки свои к греху». См.: Щавелева Н.И. Послание епископа Краковского Матвея Бернарду Клервоскому об «обращении русских» // Древнейшие государства на территории СССР. -М.: Наука, 1976. -С. 119. 73 Невское сражение и «ледовое побоище» на Чудском озере. 74 Одно из Посеймских северянских племен. 75 Так, Ипатьевская летопись, рассказывая о междоусобиях 1147 г., упоминает о разграблении Георгиевского храма села путивльского князя Святослава Ольговича. См: ПСРЛ, т.11, стр. 334. 76 По М.К. Каргеру - около 30. 77 В «Житии Авраамия Смоленского» идет речь о пригородном монастыре в селе Селище под Смоленском (со скрипторием) и городском монастыре Честного креста. См.: Кусков ВВ. Литература высоких нравственных идеалов // Сокровища древнерусской литературы. Древнерусские предания. -М.: Советская Россия, 1982.-С. 11. 78 Первый каменный храм Смоленска был возведен Мономахом в 1101 г. Расцвет смоленского домонгольского зодчества приходится на 40-80-е гг. XII в. 79 В XIV-XV вв. Московский и Тверской кремли имели большое количество храмов, названия которых показывают существование одной и той же традиции, причем, судя по всему, не Тверь следовала за Москвой, а, наоборот, Москва за Тверью. 80 Современные исследования определили, что и суздальский храм, построенный Владимиром Мономахом в полуязыческой Залесской земле, должен был служить напоминанием о Киевской Руси и потому строился по образцу церкви Печерского монастыря и соответствовал ему по длине, ширине, высоте и внешнему облику. 81 В эпоху расширения Московской Руси их прославление, наоборот, как бы «шло» следом за возвращением когда-то оставленных или обретением новых земель, символически отмечая их закрепление за Московией. 82 Русский мех высоко ценился и на мусульманском Востоке, и при королевских дворах Европы. 83 На городище Новогрудка (Рязанская обл.) обнаружена домонгольская боярская усадьба с большими застекленными окнами и фресковой росписью стен, изобилующая предметами роскоши. См.: Куза А.В. Малые города Древней Руси. - М.: Наука, 1989.-С.70. 84 Так называет «Житие» обеспеченных, вероятно, служивых людей этого города. 85 Явление, названное учеными «явлением переноса городов», особенно характерно для Северо-Восточной Руси. 86 Остатки памятника такого рода были исследованы археологами на северянской земле (городище Липино X—XIII вв.). Богатая усадьба представляла собой компактное поселение, земельный участок и надворные постройки которого окружал частокол, а хозяйственная зона включала овины, денники - открытые навесы для дневного размещения лошадей, сараи с подсобными сооружениями для хранения продуктов и зерновыми ямами. С Липинского раскопа археологи подняли стеклянные браслеты, нательные кресты, изделия из бронзы, ключи, замки, игральные кости-астрогалы, орудия земледелия - сошники, серпы, предметы домашнего обихода - жернова, гвозди, ложкорезы, пряслица, ножи, рыболовные крючки, кости домашних и диких животных. 87 Всего до монгольского нашествия на Руси было не более 16 епископий, многие из которых охватывали большие территории. Центральная Россия вмещалась в четыре обширных, но мало заселенных епархии: Черниговскую, Ростовскую, Владимирскую и Рязанскую. Епископам принадлежала вся полнота власти в их области: не только право суда над духовенством, но и суда по многим гражданским делам. 88 14 киевских князей из 50 «позвало» вече. 89 Христианский культурный идеал - для элиты; согласие князей (как свидетельствует «Слово о полку Игореве...») - для этнического сознания: «...своеобразное вече главных локальных миров, собрание князей, олицетворявших части единой страны». См. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Социальная динамика России. Т.1 От прошлого к будущему.2-е изд. -Новосибирск: Сибирский хронограф, 1997. -С.102. 90 Г.Ф. Турчанинов показал, что заимствованное хазарами у русов письмо соответствовало сармато-аланскому и сирийскому несторианскому, 21 буква которого и написание слева направо соответствует написанию нартов, записанных на хаттском языке, где хатт по-арабски означает черта. См.: Турчанинов Г.Ф. Памятники письма и языков народов Кавказа и Восточной Европы -Л., 1971.-С.96-99. 91 М. Семенова в своей книге приводит две таких надписи: «Потворин пряслень» и «невесточь», относящиеся к Вышгороду конца X в. См.: Семенова М. Быт и верования древних славян. -СПб: Изд-во «Азбука», 2001. -С.305. 92 Стилос или по-русски писало, служил для процарапывания надписей на дощечках, покрытых воском. Писала обычно делались костяными или бронзовыми, но археолог А. Г. Дьяченко при раскопках крепости на Крапивенском городище в Белгородской области нашел железное писало, что, с его точки зрения, подтверждает наличие в этом городе XI-XIII вв. грамотных людей из простонародья. См.: Дьяченко А.Г. Древний Хотмыжск. -Белгород, 1996. Аналогичные писала в количествах от 1 (Мстиславль, Городец, Семьинское) до 11 (Ярополч Залесский) штук обнаружены при раскопках городищ, расположенных в разных концах Центральной России. См.: Флоря А.В. Малые города Древней Руси. -М., 1978. -С. 70. 93 Переводной Изборник 1073 г. был в Киевской Руси первой аналогичной энциклопедией по разным отраслям знаний: астрономии и риторике, кулинарии и врачеванию. Изборник 1076 г. составлен уже на Руси как сборник материалов религиозно-нравственного характера (что также символично) - своеобразный дайджест религиозных книг, собранных в библиотеке Святослава. 94 В Десятинной церкви Пресвятой Богородицы была сохранена и развита корсунская иконописная школа, к которой принадлежит Владимирская икона Божией Матери, Спас Нерукотворный, Благовещение Пресвятой Богородицы (Устюжское), Ангел «Златые власы», датируемые XI в. См.: Тулаев Павел. Православный Херсонес//Журнал Московской патриархии. - 1993. -№4. -С.25.
Библиографический список
1. Александров-Липкинг Ю. Далекое прошлое соловьиного края. -Воронеж: Центр.-Чернозем. кн. изд-во, 1971 2. Александров-Липкинг Ю.А. Очерки древнейшего прошлого Курской области // Краеведческие записки. Вып.2. -Курск, 1963. 3. Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX-XIII вв. -М., 1980. 4. Амелькин АО. Книга на Руси // Славянский мир. -Воронеж: Центр духовного возрождения Черноземья, 2001. 5. Анисимов В. Первый каменный храм // Памятники Отечества. Вся Россия. -1999. -№1-2. 6. Анохин Г.Н. Новая гипотеза происхождения государства на Руси // Вопросы истории. -2000. -№ 3. 7. Артамонов М.И. История хазар -Л., 1962. 8. Археология СССР Город, замок, село / Отв. ред. Б.А. Колчин. -М.: Наука, 1985. 9. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Социальная динамика России. Т.1. От прошлого к будущему. 2-е изд. -Новосибирск: Сибирский хронограф, 1997. 10. Беляев И.Д. Судьба земщины и выборного начала на Руси. -М., 1978. 11. Беляева С.А. Из истории охоты в Древней Руси // На юго-востоке Древней Руси. -Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1996. 12. Борисов Н.С. Русская церковь в политической борьбе XIV-XV веков. -М.: Изд-во Московск. ун-та, 1986. 13. Булгаков С.Н. Православие: Очерки учения православной церкви. - М.:Терра, 1991. 14 Гавритухин И.А., Обломский A.M. Гапоновский клад и его культурно-исторический контекст. -М., 1996. 15. Галкина Е.С. Тайны Русского каганата. -М.: Вече. -С. 2002.
16. Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т.14. -М., 1857. 17. Горюнова Е.И. Этническая история Волго-Окского междуречья, - МИА, №94.-М., 1951. 18. Греков Б.Д. Избранные труды: В 5 т. Т.2. -М., 1959. 19. Грушевский М.С. Иллюстрированная история Украины. -М.: «Сварог и К», ООО «Чистые родники», 2001. 20. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и великая степь. -М., 1989. 21. Гумилев Л.Н. От Руси до России. -СПб.: ЮНА, 1992. 22. Гусейнов Р.А. Место и роль сирийских источников в изучении истории народов СССР //Древнейшие государства на территории СССР. -М.: Наука, 1976. 23. Даркевич В.П. Происхождение и развитие городов Древней Руси (X-XIII вв.) // Вопросы истории. -1994. -№10. 24.Демин А. Что это такое древнерусская литература // Древнерусская литература. -М.: Олимп; ООО «Издательство АСТ-ЛТД», 1997. 25.Домников С.Д. Мать Земля и Царь-город. Россия как традиционное общество. -М.: Алетейя, 2002.
26. Древнерусское государство и его международное значение. -М.: Наука, 1965. 27. Дугин А. Континент Россия // Континент Россия. -М., 1990. 28. Енуков В.В. Посемье и семичи (По данным письменных, археологических и нумизматических источников) // Очерки феодальной России: Сб. статей. Вып. 6. -М.: Едиториал УРСС, 2002. 29. Житие Феодосия Печерского // Древнерусские предания. -М.: Советская Россия, 1992. 30. Зайцев А.К. Формирование ядра Черниговской земли в процессе образования территории Древнерусского государства // Древнерусские княжества X-XIII вв. / Под ред. Л.Г. Бескровного, В.А. Кучкина, В.Т. Пашуто. -М.: Наука, 1975. 31. 3аходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. -М., 1962. Вып.1. 32. Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. -М: Наука, 1965. 33. Игумен Иоанн Экономцев. Православие. Византия. Россия. -М.: Христианская литература, 1992. 34. Иловайский Д.И. Разыскания о начале Руси. -М., 1882. 35. Иордан. О происхождении и деяниях готов. -М., 1960. З6. Карташов А.В. Очерки по истории русской церкви: В 2 т. -М.: Терра, 1992. 37. Ключевский В.О. Сочинения: В 8 т. -М., 1956. 38. Книга путей и стран. -Баку, 1986. 39. Ковалев Г.Ф. От первоучителей славянских // Славянский мир. - Воронеж: Центр духовного возрождения Черноземья, 2001. 40. Куза А.В. Малые города Древней Руси. -М.: Наука, 1989. 41. Кусков В.В. Литература высоких нравственных идеалов //Сокровища древнерусской литературы. Древнерусские предания. -М., Советская Россия, 1982. 42. Лихачев Д.С. Крещение Руси и государство Русь // Новый мир. -1988.-№6. 43. Макарий. История Русской церкви: В 12 т. Т2. Глава 4. -СПб, 1868. 44. Макаров Н.А. Русский север: таинственное средневековье. -М., 1993. 45. Матузова В.И. Англо-норманнские повествовательные источники XII-XIII вв. о Руси // Древнейшие государства на территории СССР. -М: Наука, 1976. -С. 130-140. 46. Мельникова Е.А. Древняя Русь в исландских географических сочинениях // Древнейшие государства на территории СССР. -М: Наука, 1976. 47. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. Т.1. -М.: Издательская группа «Прогресс»; «Культура», 1993. 48. Мишулин А.В. Древние славяне в отрывках греко-римских и византийских писателей по VII в.н.э. // ВДИ. -1941. - №1 (14). 49. Младшая Эдда. -М.; -Л., 1970. 50. Мокеев Г. Столица Святой Руси Москва - символ небесного града // Искусство в школе. -1997. -№4. 51. Мосолова Л.М. Теоретические основания исследования истории культуры регионов России // Истоки региональных культур России: Сб. науч. ст.). -СПб.: Изд-во РГПУ им. А. Герцена, 2000. 52. Откуда есть пошла Русская земля. Века Vl-Х. Кн.1 / Сост., предисловие, введение к документам, комментарий А.Г. Кузьмина. -М., 1986. 53. Петров-Стромский К. Тысяча лет русского искусства: история, эстетика, культурология. -М.: Терра, 1999. 54. Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. -М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. 55. Покровский Н.В. Очерки памятников христианского искусства. -СПб.: Лига плюс, 1999. 56. Приймак В.В. К вопросу о происхождении гончарной волынцевской керамики //Археология и история Юга-Востока Руси. -Курск, 1991. 57. Прошин Г. Черное воинство. -М.: Политическая литература, 1988. 58. Рабинович М.Г. Не сразу Москва строилась. -М.: Московский рабочий, 1982. 59. Рапов О.М. Княжеские владения на Руси в X - первой половине XIII в. -М.:МГУ, 1977. 60. Рапов О.М. Русская церковь IX-XII вв: Принятие христианства. -М., 1988. 61. Раппопорт П.А. Основные итоги и проблемы изучения зодчества Древней Руси // Древнерусское искусство. Художественная культура Х- первой половины XIII в. / Отв. ред. А.И. Комеч, О.И. Подобедова. - М.: Наука, 1988.-С. 10. 62. Русанова И.П. Славянские древности VMX вв. между Днепром и Западным Бугом. -М., 1973. 63. Рыбаков Б.А. Первые века русской истории. -М., 1964. 64 Рязановский Н.В. Обзор русской культуры. Т.1. -N.Y., 1947. 65. Саратов И.Е. Следы наших предков // Памятники Отечества. Альманах Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. -1985. -№32. -С. 33-43. 66. Седов В.В. Древнерусская народность. -М., 1999. 67. Семенова М. Быт и верования древних славян. -СПб.: Изд-во «Азбука-классика», 2001. 68. Скрынников Р.Г. Русь IX—XVII века. -СПб.: Изд-во «Питер», 1999. 69. Следы христианства на Дону в домонгольский период. -М., 1911. 70. Сухобоков О.В. Юренко С.П. Из работ Левобережной славянорусской экспедиции ИА АН УССР // Археология и история Юго-Востока Руси. -Курск, 1991. 71.Тихомиров М.Н. Древнейшая русская надпись // Русская культура X-XVIII вв.-М.: Наука, 1968. 72.Тихомиров М.Н. Начала христианства на Руси //Древняя Русь. -М., 1975. 73. Тихомиров М.Н. Российское государство XV-XVII веков. -М.: Наука, 1973. 74. Тихомиров М.Н. Русская культура X—XVIII вв. -М.: Наука, 1968. 75. Третьяков П.Н. У истоков древнерусской народности. -Л.,1970. 76. Труды VI археологического съезда. Т.4. -М, 1895. 77. Ужанков А. Русское летописание и Страшный суд («Совестные книги» Древней Руси) // Сретенский альманах. Богословие и апологетика 2001. 78. Ульянкин НА. Откуда есть пошла русская земля. -Тверь, 1993. 79. Федотов Г.П. Святые Древней Руси. -М.: Рабочий, 1990. 80. Фесмер М. Этимологический словарь русского языка: Пер. с нем. О.Н.Трубачева: В 4 т. -М.: Прогресс, 1987. 81. Флиер А.Я. Культурология для культурологов. -СПб.: Академический проект, 2000. 82. Флоря Б.Н. Исторические судьбы Руси и этническое самосознание восточных славян в XII-XV вв.: (К вопросу о зарождении восточнославянских народностей // Этническое самосознание славян в XV в. -М„ 1995. 83. Флоря Б.Н. Отношение государства и церкви у восточных и западных славян. -М., 1992. 84. Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории.-Л., 1980. 85. Хабургаев Г.А. Этнонимия повести временных лет в связи с задачами реконструкции восточнославянского глоттогенеза. -М., 1979. 86. Хорошев А.С. Политическая история русской канонизации (XI-XVI вв.). -М.: Изд-во Московского университета, 1986. 87. Хохряков Г.Ф. Русские. Кто мы? -М., 1993. 88. Шелов Д.Б., Златковская Т.Д. К вопросу о происхождении Восточнославянского обряда русалий // Древняя Русь и славяне / Отв. ред. Т.В. Николаева. -М.: Наука, 1978. 89. Щапов Я.Н. Церковь в системе государственной власти в Древней Руси // Древнерусское государство и его международное значение - М, 1965. 90. Щедрина Г.К. Историческая география Центральной России в средние века (XI - начало XIII в.) // Региональные культуры Средневековья на территории России. -СПб.: Изд-во РГПУ им. А.Герцена, 2001. 91. Этимологический словарь славянских языков (ЭССЯ). Т. 13. -М., 1974-1996. 92. Rafn. AR, II, р. 392; Alfredi Islenzk, b.2, p. С. 93. Vernadsky G. The Oregins of Russia. -Oxford, 1959.
|