А. ВОЛЬСКИЙ

УМСТВЕННЫЙ РАБОЧИЙ

ЧАСТЬ 1

ЭВОЛЮЦИЯ СОЦИАЛДЕМОКРАТИИ

Новое издание с предисловием и приложением

ЖЕНЕВА 1905

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Эволюция социалдемократии» выпускалась уже два раза в России, но в очень ограниченном количестве экземпляров и в очень несовершенном техническом исполнении (на нелегальном гектографе и мимеографе).

В настоящее время эта брошюра может быть издана вновь только с особым предисловием. Последнее оказывается необходимым по следующим поводам.

Во-первых, сочинение написано очень давно, в 1898 г., и для читателя требуются разъяснения, почему заключающаяся в брошюре полемическая критика социалдемократической практики, критика момента столь отдаленного и столь непохожего, в особенности в России, на настоящее состояние движения, почему эта критика, хотя повидимому и очень устарелая, не лишена интереса и в настоящий момент.

Во-вторых, сочинение написано в ссылке, в отдаленной местности Восточной Сибири, где не могло быть и речи о детальном и всестороннем разборе подвергнутых критике положений социалдемократической теории и практики, не могло быть и речи о всех необходимых для сочинения справках. Но главный недочет предлагаемой брошюры, вызывающий необходимость новых, хотя бы самых беглых, пояснений, заключается в следующем.

Точка зрения, на которой автор стоит в настоящее время, только вырабатывалась на протяжении предлагаемого читателю сочинения. И только в «Заключении» брошюры она высказана в главных своих чертах. Напротив, более ранние части сочинения заключают кардинальный недочет: в них автор все еще обнаруживает стремление вывести марксизм из его заблуждений на истинный революционный путь, стремление, оказавшееся в течение дальнейшего исследования совершенно утопическим.

Такие места читатель сам заметит, но не лишне будет прибавить, что брошюра была составлена из отдельных рефератов, вошедших в состав ея не в той очереди, в какой были написаны. Так, например, наиболее ранними являются две первых статьи о русском социалдемократическом движении.

Первоначальная попытка настоящего исследования оставаться в предпринятой критике марксизма на марксистской почве, могла быть лишь преходящим, начальным моментом этой критики. Дело в том, что «Эволюция социалдемократии» раскрывает марксистский «оппортунизм» раньше его выступления в виде бернштейнианства, стало быть еще в период его развития под маской «революционной ортодоксии»; раскрывает его не только у будущих вожаков ревизионизма, но и у самых беспорочных ортодоксов. Стремясь затем, ввиду таких наблюдений, отыскать источник социалдемократического оппортунизма, нельзя было не установить его зародышей и основ у самих основателей научного социализма, и не только в их позднейших сочинениях, не только в явно оппортунистических статьях Энгельса 90-х г. г., но и в образцах марксистского революционизма, таких, как «Коммунистический Манифест».

Понятно, что критика, доведенная хотя бы только до этого пункта, уже отрезывала всякую возможность признания какой-либо программы, пытающейся «удержать», либо «возродить» «первоначальную чистоту» социалистического учения вообще и научного социализма, как наилучшего его выражения, в частности. Поэтому от решивших не двигаться с места ортодоксов, которые как раз тогда объявили войну бернштейнианцам, «Эволюция социалдемократии» не ожидает никакого результата в смысле «очищения пролетарской армии от оппортунизма».

Провозглашением неприкосновенности марксизма объявлялись неприкосновенными и элементы оппортунизма, заложенные в его основах. Реформизму грозила не смерть, а приговор произрастать, как и раньше, втайне, под покровом старых революционных фраз.

Только что отмеченная точка зрения в развитии предлагаемой читателю критики все еще являлась позицией лишь временно занимаемой автором «Эволюции социалдемократии». Такая точка зрения не означает еще окончательного разрыва с марксизмом. Напротив, она все еще допускает и ожидает его развития, ибо, открыв в Марксовом учении «элементы оппортунизма», она готова признать их лишь «ошибкой» и все еще наряду с ними видит в принципах научного социализма подлежащую развитию основу «пролетарского учения», основу «современного революционного» «социализма».

На этой позиции позволительно еще ожидать, что известная часть марксистского лагеря, там в особенности, где он возник недавно, под давлением потребности освободить радикально «пролетарскую армию» от бернштейнианских, оппортунистических элементов, что такая марксистская фракция увидит, наконец, всю бесплодность ортодоксальных планов поражения бернштейнианства путем превращения в окаменелость «пролетарского учения», и, признав социалистическое учение еще незаконченным, решит развивать научный социализм в направлении революционном, прямо противоположном ревизионизму. Но такие ожидания — одна сплошная иллюзия. Бернштейниада не вызвала ни у одного, даже самого беспорочного ортодокса, ощущения, что в старой «пролетарской» науке заложены, повидимому, какие-то использованные бернштейнианцами недочеты. Напротив, - когда целая масса безгрешного марксистского воинства провозглашает вдруг открытую защиту буржуазного строя, коренное истребление зловредных предрассудков о будущей насильственной экспроприации и окончательное утверждение социалдемократического учения, как формулы буржуазного прогресса, - этот невероятный скандал в непогрешимой с.-д.-ой церкви, по замечательной логике ортодоксов, служит лишь новым, наиболее сильным доводом безошибочности научного социализма.

Марксизм, а так как он лучшее выражение социализма XIX века, — то вместе с ним и весь современный социализм решил сделаться религией, безошибочным социалистическим откровением, хотя бы заключенный в этом откровении план освобождения порабощенных не осуществлялся целые столетия и тысячелетия, беспорочным пролетарским евангельем, хотя бы все грабители признали его, как в свое время учение Христа, освящением прогресса их господства.

Но в таком случае немыслима наивная вера, будто социализм истекшего столетия родился и живет ради единственной цели скорейшего низвержения современного строя неволи. Утопичны стремления, проявляющиеся еще на более ранних страницах «Эволюции социалдемократии», вывести из «заблуждений» современный социализм, «спасать» его «от компромиссов» и «буржуазных сетей». Является, наконец, задача более реальная: объявить нападение на общественную силу, тщательно скрывающуюся в социалистическом движении, для которой примирение социализма с существующим строем является не ошибкой, а естественным интересом, неотвратимым стремлением. Решение этой задачи в «Заключении» настоящей брошюры намечается следующим образом:

Искомая общественная сила есть образованное общество в его новейшей формации; растущая армия умственных рабочих, интеллигенция, впитывающая в себя с прогрессом цивилизации средние слои общества, мелких капиталистических собственников; армия привилегированных «наемников» капитала и капиталистического государства, находящаяся в антагонизме с последними при продаже им своих знаний, выступающая поэтому в известные моменты этой своей борьбы, как часть антикапиталистической пролетарской армии, как социалистический отряд; потребитель национальной прибыли, в то же время, владелец всей цивилизации, защищающий, как и всякий другой класс собственников, это свое имущество — результат векового грабежа, — от нападения ручных рабочих.

Сообразно имущественным интересам и планам этого новейшего господина вырабатывалась формула социализма прошлого века.¹

«Социализм XIX ст., вопреки убеждению всех верующих в него, не есть нападение на основу строя неволи, существующего на протяжении веков, в виде всякого цивилизованного общества — государства. Он нападает лишь на одну из форм этой неволи, на господство класса капиталистов. Даже в случае его победы он не упраздняет векового грабежа: он уничтожает лишь частное владение материальными средствами производства — землей и фабриками, он уничтожает лишь капиталистическую эксплуатацию.

Упразднение капиталистической собственности, т. е. частного владения средствами производства совсем не является еще упразднением семейной собственности вообще. Между тем, этот-то именно институт обеспечивает вековой грабеж, обеспечивает только имущему меньшинству и только его потомству владение всеми богатствами и трудом веков, всем наследием человечества, всею культурой и цивилизациею. Этот именно институт осуждает большинство человечества рождаться неимущими, рабами, обреченными на пожизненный ручной труд.

Экспроприация класса капиталистов вовсе еще не означает экспроприации всего буржуазного общества. Одним упразднением частных предпринимателей современный рабочий класс, современные рабы не перестают быть рабами, осужденными на пожизненный ручной труд; стало быть не исчезает, а переходит в руки демократического государства-общества создаваемая ими национальная прибыль, как фонд для паразитного существования всех грабителей, всего буржуазного общества. Последнее, после упразднения капиталистов, остается таким же как и раньше господствующим обществом, образованным правителем, миром белоручек, остается владельцем национальной прибыли, которая распределяется в виде столь же приличных, как и ныне, «гонораров» «умственных рабочих» и, благодаря семейной собственности и семейному укладу жизни, сохраняется и воспроизводится в их потомстве.

Обобществление средств производства обозначает лишь упразднение права частного владения и распоряжения фабриками и землей.

Своим нападением на фабриканта социалист ни в малейшей мере не затрагивает «гонорара» его директора и инженера. Социализм истекшего столетия оставляет неприкосновенными все доходы белоручек, как «заработную плату умственного рабочего», объявляет интеллигенцию «незаинтересованной, непричастной к капиталистической эксплуатации». (Каутский).

¹ Вторая часть «Умственного рабочего», вышедшая под заглавием «Научный социализм», специально занимается развитием последнего положения. Но так как вторая часть имеется пока в очень ничтожном количестве экземпляров, то здесь приводятся главные ея выводы, формулированные вкратце в одном месте печатающейся третьей части.

Современный социализм не может и не хочет упразднить векового грабежа и неволи.

Вопреки формулам социализма истекшего столетия, вопреки формулам и социалдемократическим, и анархистским, рабочему классу предстоит новая эпоха борьбы, эпоха всемирных рабочих заговоров, диктующих, посредством всемирных рабочих стачек, законы государственной власти.

В этой новой эпохе борьбы, ведущейся исключительно за требования ручных рабочих (чисто экономические требования), рабочие, с расширением своего заговора и своих восстаний, совершат экспроприацию не только капиталистов, но и всего образованного общества, всех потребителей доходов, превышающих доход рабочего.

На место современной семейной собственности они завоюют возможность для каждого человеческого существа рождаться равным с другими владельцем богатств земли и цивилизации, приобретать своим рождением право и материальные средства на одинаковое для всех проведение детства и юности, на равное воспитание и образование.

Лишь с экспроприацией современного образованного общества падают устои векового грабежа и неволи рабочих масс.²

*

Соц-д-ия, та самая, которая так громко возвестила о своем рождении, как об окончательном разрыве со всякими идеалистическими и религиозными течениями истории, именно соц-д-ия, и прежде всего ее первообраз — германская соц-д-ая партия, выразила религиозную роль социализма наиболее полным всесторонним образом.

Изобретя в своей «пролетарской» науке социалистическое провидение, соц-дем-ия в своей практике научила рабочие массы терпеливо выжидать наступления социалистического рая и в коммунистических молитвах благословлять буржуазный прогресс.

В строгом соответствии с тем, как росла соц-д-ия, как число ее приверженцев поднималось с сотен на тысячи, с тысяч на миллионы, в той же самой мере, в сознании всех соц-д-ов «конечная цель» все более и более уходила в даль веков и наконец стала в мраке будущего совершенно исчезать и расплываться.

² Ниже мы перепечатываем из другого нашего издания несколько страниц, в которых брошен взгляд на развитие соц.-д.-ии последних лет. Эта цитата послужит для читателя не только дополнением того очерка развития соц.-д.-ии, который сделан в «Эволюции», но и поправкой того утопизма, которым еще проникнута брошюра.

Никакой рост соц-д-ии не в состоянии удержать марксистской «конечной цели» благополучно странствующей в сфере мечтаний о загробной жизни.

Апокрифической, «объективной», «от воли людей независимой» «катастрофе промышленности» так и суждено, при буржуазном прогрессе удаляться с каждым днем в бесконечность.

И хотя бы силы и численность мировой социал-демократии во сто крат возросли, единственным результатом этого развития будет прогресс классового строя, некоторые завоевания в области политических форм и полная буржуазная благонадежность социал-демократии.

Тогда то наступит тот желанный момент, который грезился в предсмертных мечтаниях основателю научного социализма,³ тот момент, когда соцдемократия из «партии порядка» становится партией правительственной, - партией изучившей в совершенстве искусство управлять строем грабежа и неволи рабочих масс.

Ревизионизм не представляет собою какого-либо искажения или вырождения соц-д-ой мысли. Напротив, он естественный шаг в ея развитии, необходимая ступень к выработке соц-д-ого самосознания.

Но ревизионистская «ересь» формулировала итоги и перспективы соц-д-ого движения слишком откровенно, слишком поспешно, а потому и легкомысленно, и обнаружила этим самым непонимание сложности соц-д-их задач и их осуществления. Только за эту излишнюю откровенность и несдержанность ревизионисты подверглись столь жестоким нападкам со стороны марксистской ортодоксии.

Ибо, что касается основных программных выводов ревизионизма, то какой же ортодокс посмеет отвергать их?

- Насильственный способ борьбы, вооруженная революция допустима лишь против сил, мешающих учреждению и развитию современной демократической свободы...

— Заговор, насилие, революционное нападение на свободный демократический народ - безумие...

- Насильственное преобразование общества в духе экономического равенства, насильственная социалистическая экспроприация — абсурд...

— Соц-д-ия осуществит свои цели путем реформы, как выражение свободной народной воли в демократическом государстве...

Какой же ортодокс, хоть бы соединял в себе всю пролетарскую пылкость Бебеля, весь непреклонный революционизм старого Либкнехта, всю марксистскую чистоту Каутского, Плеханова и Геда, какой же ортодокс может отвергнуть хоть одно из вышеприведенных ревизионистских положений, после того, как целыми годами все — ученики — вырабатывали эти соц-д-ие аксиомы в беспрестанной геройской борьбе со всякими «истериками насильственного переворота», со всевозможными анархистами?

³ Энгельс в Предисловии к Марксовой «Классовой борьбе».

Хотя для нападения на реформистскую «ересь» объединились в действительности все вышесказанные соц-д-кие добродетели, однако же от этого союза благочестивых не суждено было пострадать, как известно, ни одному еретику.

Нападение правоверных соц-д-ов на «ересь» имело целью лишь научить бернштейнианцев сдержанности и прекратить их до скандальности откровенную болтовню о том, что выработанная пролетарская практика представляет собою лишь формулу буржуазного прогресса.

Естественно, что в результате победоносной борьбы ортодоксов с ревизионистами, планы последних нисколько не пострадали, а создалось лишь такое положение, при котором ревизионисты приобрели возможность все свои планы проводить под флагом марксистской ортодоксии.

При помощи одной «красной» резолюции Дрезденского съезда германская соц-д-ия, заключавшая только что, по крайней мере, столько же приверженцев ереси, сколько и правоверных, моментально очищается, становится вновь вся сплошь самой ортодоксальной, самой революционной. Не исключив ни одного из оппортунистов, она тем не менее с тех пор не заключает больше ни малейшей доли «реформистского оппортунизма». Этот замечательный способ удаления из партии всяких бернштейнианских элементов так прост и вместе с тем так радикален, что под ним с таким же удовольствием подписывается Бернштейн, как и Бебель.

Счастливо удавшийся в Германии способ возрождения и очищения соц-д-ой партии, послужил последнему социалистическому международному конгрессу превосходным средством облачить всю грязь, наросшую за последние годы на «красном социалистическом знамени», в белую, чистую одежду вечно беспорочной пролетарской партии Германии.

Амстердамский конгресс, кроме того, постарался наглядно показать, что для «торжества социализма», одинаково дороги и марксистская ортодоксия и ревизионизм. Это два необходимых элемента социалистической церкви, дополняющие друг друга. Еще раз обнаружилось, что всякая горячая ссора между этими двумя, якобы непримиримыми, полюсами соц-д-ого движения, предвещает, как во всяком счастливом супружестве, лишь более горячее и скоро предстоящее примирение. Чем с большим жаром Бебель и Жорес отлучали накануне друг друга от социалистической церкви, тем с большей любовью, в следующем заседании конгресса, они призывали друг друга к единению ad maiorem gloriam социалистического знамени.

Что означает вся эта комедия, разыгрываемая на глазах верующих всего мира, все наглое бахвальство ортодоксов, все их лживые уверения в своей непримиримости по отношению к изменникам ревизионистам?

Эта та самая атмосфера бесстыдной фразы, ханжества и усыпляющего обмана, в которой создавались все церкви, все религии.

Демократический буржуазный строй ортодоксы возлюбили не в меньшей мере, чем жоресисты и дальнейшее его развитие они, наравне с последними, считают уже осуществлением «царства свободы и справедливости». Но им дано большее, чем ревизионистам понимание того, с какими трудностями связан этот буржуазный прогресс, а главное, его распространение на весь земной шар. Они понимают сколь сильное давление должны произвести для этого на консервативные силы современного строя пролетарские массы. Если рабочие массы лишить социалистической религии, если в них поколеблется уверенность в том, что их участие в развитии «политической и промышленной демократии» есть единственный и несомненный путь в социалистический рай, то, одинаково дорогие и ортодоксам и ревизионистам цели соц-д-ии, т. е. буржуазный прогресс, не осуществятся.

Поскольку выступление Бернштейна было покушение на самое социалистическую религию, на безошибочное марксистское евангелие, лишь постольку ортодоксам предстояло обуздать бернштейнианство и привести его в самосознание.

Со-д-ат должен, конечно, понимать, что, как это показал Бернштейн, в системе марксизма сделалось фразой многое — «горсть магнатов капитала», всемирная всеисцеляющая «катастрофа промышленности», «насильственная диктатура пролетариата» и т. п. Но горе ему, если он забудет, что в эти фразы должны верить непоколебимо те массы, которым в борьбе за буржуазный прогресс, в буржуазных революциях предстоит быть пушечным мясом.

Соц-д-т должен, подобно Жоресам, вкладывать всю свою душу в буржуазный прогресс и его нужды, но он обязан также поучиться у ортодоксального архиучителя — Каутского жонглерскому искусству превращать эти нужды в «чисто пролетарские» и «социалистические».

Соц-д-т может развивать и истолковывать свое марксистское учение даже до полного его согласия со всеми современными учеными мыслителями; но он не имеет права заикнуться о «кризисе марксизма» и забыть о том, что марксизм есть откровение, в котором не может чего-либо не быть, которое не может заключать что-либо в основе неверное.

Естественно, что эту сущность соц-д-их стремлений и следующую из нея сложность программы, социалисты хуже понимают во французской республике, нежели в германской империи. Но лучше всего и скорее всего соц-д-ая программа понята там, где учреждению буржуазного рая с вкусными плодами его прогресса мешает такая громадная сила, как русское самодержавие, где соц-д-ам приходится не только «довершать» «покинутое буржуазией дело свободы», но и самим собственноручно проделать буржуазную революцию с самого ее начала.

Несмотря на молодость Р. С. Р. П., в России раньше, чем где-либо в Европе, возникло бернштейнианство (раньше появления Бернштейна -реформиста) и раньше, чем везде оно «совершенно» исчезло, превращаясь благополучно в сплошную ортодоксию.

Русский соц-д-изм, как массовое явление, родился как бернштейнианство. Революционер в России согласился стать соц-д-ом лишь тогда, когда даже для немецких министров и прокуроров стало несомненным, что соц-д-ия — противник насильственной рабочей революции, что она, как партия буржуазного прогресса, является во всяком конституционном государстве «партией порядка».

Русский соц-д-изм родился как легальный марксизм. Учителями нынешних ортодоксов были известные теперь вожаки русской либеральной буржуазии, предвосхитившие все пункты ревизионистской программы. Главным и первым пунктом этого пролетарского учения была целесообразность, желательность и законность капиталистического прогресса и вера в тредюнионистского рабочего, как его носителя.

Восприняв таким образом соц-д-изм, как формулу буржуазного прогресса, русский революционер формулировал одновременно с этим социализм, как идеал, как религию, вдохновляющую на этот прогресс и освящающую его.

Для превращения русских бернштейнианцев в ортодоксов не понадобилось потом вовсе никакого их перевоспитания, понадобилось лишь ощущение возможности и близости столь желанной буржуазной революции и вытекающее отсюда сознание необходимости внести в русские рабочие массы революционную непримиримость по отношению к самодержавной власти и непоколебимую ортодоксальную веру в социалистическое провидение, предначертания которого указывают, что единственный и несомненный путь в социалистический рай скрыт чо «всероссийской конституции».

*

Русскому революционному движению предстояло глубоко вникнуть в сущность современного социализма и ярко осветить его историческую роль. Социализму XIX столетия, как формуле буржуазного прогресса, как религии рабов буржуазного строя, в России суждено проявить все свое могущество и силу, представить шедевр своего искусства — буржуазную революцию в XX веке. Осуществить эту черту либерализма в Российской империи, после целого века рабочей борьбы в цивилизованном мире, после июньских дней, в самом фокусе рабочих волнений, - это задача, достойная самых ловких в истории политиков, самых неутомимых проповедников, краснобаев и жонглеров мысли и слова. При запавшем уже в душу пролетария сознании, что строй политической свободы есть лишь строй укрепленного господства буржуазии, лишь более прочная тюрьма для рабочих масс, — завлечь при таких условиях рабочие массы в борьбу на жизнь и смерть за укрепление собственной неволи, превратить небывалые в истории восстания рабочих в войну либералов с царем за обеспечение буржуазному обществу конституционного рая, — это громаднейший труд, труд не одного поколения, труд целой плеяды ученых, литераторов, политиков, целых легионов рабочих воспитателей, проповедников. Эту роль современного социализма лучше всех выполняют представители наиболее последовательного, наиболее умного выражения социализма — марксисты.

Русская соц-дем-ия упорно, непоколебимо, не смущаясь упреками невежд, преследует это назначение революционного социализма. В последние годы она доставляет все более и более блестящие доводы своих неоценимых заслуг перед буржуазным обществом. Ныне вся Россия знает, что революционный социализм, просвещенный безошибочной «пролетарской» наукой марксистов, является надежнейшим и вернейшим слугою буржуазии.⁴

В конце 90-х годов соц-д-ия только начала свою первую фазу развития — фазу экономического маскарада. Первым с-д-ам, самым горячим политикам, самым лучшим борцам за политическую свободу, для вовлечения в либеральную революцию рабочих масс, для приобретения их доверия, для установления за собой пожизненного звания пролетарских представителей пришлось нарядиться в ненавистное им платье экономистов, борющихся исключительно за узкие интересы рабочего, за «пятачок».⁵ В этот период соцдемократия служит еще у русских революционеров предметом дешевых шуток по поводу мизерности ее революционизма. Но кто же станет вскармливать революционаризм в борьбе за чужое дело, в стачечной борьбе рабочих за их экономические требования?

Вот когда началось собственное кровное дело, когда само общество заговорило смелей о своих обидах, когда вся русская интеллигенция сообразила, наконец, что социалдемократы все время воспитывали рабочих в ее слуг, когда студентам так легко удалось призвать себе на помощь рабочих и этим положить начало внеклассовому объединению и единодушной борьбе за общенациональное освобождение России, - тогда даже соцдемократические оппортунисты провозгласили сразу терpop и восстание, и русская соцдемократия, поставлявшая до тех пор одних осторожных постепеновцев, моментально преобразилась вся в революционную ортодоксию.⁶ Но терять голову от достигнутых уже успехов и объявлять уже прекращение соц-д.-ой будничной работы перевоспитания рабочих масс в духе либеральных идеалов — могли лишь с.-д-ие недоросли из «Рабочего Дела». Ведь не эксплуатация незначительных рабочих батальонов студентами для завоевания университетской свободы, есть задача с.-д.-ии. Эксплуатация всех рабочих масс в интересах всего буржуазного общества, долженствующего вскоре стать антицарским, единение всех классов населения в борьбе с царизмом — вот задача русского революционера, поставленная с классовой точки зрения.

⁴ Это поняли в настоящее время даже русские плутократы, и бакинские нефтепромышленники уже взяли на свое иждивение в числе других и соц.-д.-их агитаторов, (см. Искра № 91).

⁵ Этот то маскарад автор «Эволюции» в наиболее ранних своих статьях принял за проявление прямых намерений русских с.-д.-ов и в политической эксплуатации рабочих готов был тогда обвинять одних лишь «народовольцев», совращающих с истинного пути безгрешных соц.-д.-ов.

Когда в 1903 г. вспыхнуло громадное движение Юга, с.-д.-ия безошибочно определила ту позицию, которая должна была занять в нем революционная буржуазная интеллигенция. Провозгласить в этот момент восстание не было никакого резона; русскому революционеру незачем погибать в вооруженной уличной борьбе, раз массы борются пока не за него, не за его либеральный рай, а за себя; нечего проявлять особенный энтузиазм, раз движение поднялось в Баку и Одессе за чисто рабочие требования. Классовая точка зрения пролетариата советует в такие моменты не увлекаться черезчур, не горячиться попусту, чтобы, при виде кровавых расправ со стачечниками за их рабочие требования, не забыть об обидах, наносимых царским правительством образованному обществу, не забыть о национальном горе всей угнетенной России.

Бурная экономическая стачка для сознательного пролетария должна быть моментом хладнокровного перевоспитания чувств и стремлений рабочих. Именно, при свисте царских пуль всего легче вытравить в массах стремление всеобщим восстанием пошатнуть непосредственно свою неволю каторжного труда, заставить их забыть о своих грошах и помнить лишь о самой чистой «свободе», которая уж очень просто формулируется потом, как стремление к конституции. Пока это еще не сделано, пока массы бунтуют и готовы жечь и грабить буржуазную собственность, приходится устраивать лишь мирные демонстрации, проповедывать уважение к частной собственности, организовать, как в Баку, социалдемократическую охрану.

Но поскольку во время массовой рабочей забастовки удается устроить демонстрацию с антицарскими знаменами, митинги с политическими речами, завершающиеся столкновением с царской полицией, постольку уже получается основание убеждать всех, и пролетариат прежде всего, что рабочие сами боролись за свободу слова, сами считают самодержавие главным своим врагом, что движение в общем является протестом против царизма, эпизодом буржуазной революции.

⁶ Характеристику этого момента читатель найдет в майском воззвании, помещенном в виде приложения к настоящему изданию.

Нащупывая, таким образом, во время рабочих восстаний 1903 г. свой собственный путь, путь направлений пролетариата в буржуазную революцию, русская соц.-д.-ия приобретенный ею опыт привела в связь с практикой западноевропейских социалистов. Она вспомнила идеальные, с ея точки зрения, бельгийские стачки прошлого и текущего десятилетия, так ловко устроенные соц-демократами с исключительно либеральным требованием всеобщего избирательного права; она заметила, что может использовать и пропаганду анархистов всеобщей стачки в виду того, что последние ничуть не настаивают на, безусловно негодной для соц.-дем-ии, исключительно экономической стачке, а наивно приглашают ее повторять почаще хотя бы «революционную» стачку бельгийских соц.-дем.-ов. Наконец, оба течения германской соц.-д.-ии, и беспорочная ортодоксия Каутского, и буржуазный ревизионизм Бернштейна одинаково высказались в пользу всеобщей стачки, как средства защиты и завоевания буржуазного прогресса, доставляя таким образом для российских ортодоксов неопровержимый довод истинности выработанной ими пролетарской практики. В таком же смысле, как известно, высказался и Амстердамский конгресс. Зловредная утопия до тех пор, пока имеет в виду чисто рабочие претензии, становится безошибочно верным пролетарским путем борьбы, если требует удовлетворения общенациональных нужд современного общества. Таким образом, русская соц.-дем.-ия из недавнего решительного противника «стачкизма» сделалась очень горячим сторонником «политической», «революционной» стачки.

Происшедшая в конце лета прошлого года всеобщая стачка в Италии показала, что не существует никакой социалистической партии, никакой анархической фракции, которая умела бы, которая хотя намеревалась бы превращать бурно вспыхивающую по всей стране стачку в рабочую революцию. Напротив, сущность современного социализма такова, что под его руководством восстание рабочих целой страны становится безопасной для буржуазии демонстрацией и проходит без малейшего нападения на ея собственность, на ея имущественные права, без малейшего завоевания рабочих.

В том направлении социализма, которое выразила соц.-дем-ия в своем развитии, как «единственная партия порядка» в демократическом государстве, как партия демократической буржуазной законности, - в этом основном характере современного социализма не видоизменяют ничего даже и «самые крайние» социалистические течения. Анархисты, — которые параллельно соц.-дем.-ому подготовлению социализма — «пролетарскому» преобразованию парламентов и муниципалитетов, решили подготовлять к коммунистическому общежитию самих рабочих и призывают их к саморазвитию и самосовершенствованию, — влекут рабочих к той же утопии, что и соц.-дем.-ия — к мирному, на глазах полиции, подготовлению «социальной революции». Как бы широко ни разливались, как бы бурно ни начинались возмущения рабочих масс, современный революционный социалист, как верный слуга либерализма — направляет это возмущение в сторону той или иной пустой утопии. Отклоняя таким образом реальное нападение масс на имущество буржуазии, обеспечивая этим безопасность современного строя, они, оказанным на правительство давлением «рабочей демонстрации», предоставляют власть подстерегающим ее радикалам для развития буржуазного прогресса.

Вот эта то роль современного «революционного» «социализма» составляет предпосылку и гарантию российской буржуазной революции.

Когда самодержавие, очутившись в очень затруднительном положении, разрешило прошлым летом либеральному обществу помечтать, — русские социалистические издания всех фракций одинаково поняли свою задачу, придать обществу смелости, т. е. убедить его и гарантировать основательнее, чем когда бы то ни было, либеральную сущность всех течений современного революционного социализма. Собравшихся в Петербурге земцев заклинали опереться на народ, на его уличные демонстрации, перестать, наконец, пугаться социалистических и «пролетарских» фраз, которые пишутся на знаменах и прокламациях единственно с целью удержать в боевой готовности рабочие батальоны, давно ожидающие того великого счастья, когда либеральные господа используют, наконец, их горячую любовь свободы для спасения и конституционного оздоровления великой болеющей родины, всероссийской империи.

Соц.-д.-ая партия прибегла к наиболее успешному способу окончательного искоренения в обществе недоверия к сознательному, соц.-дем.-ому пролетарию. Либеральным господам дана была возможность на их банкетах осмотреть вблизи и ощупать рабочих — воспитанников материалистической классовой школы марксистов. Им дана была возможность убедиться непосредственно, на живых экземплярах, что система воспитания классовой борьбы против всей буржуазии, развития классового сознания и непримиримого антагонизма со всем буржуазным обществом ведется в высшей степени успешно. Ученики величайшей честью для себя считают стоять хотя бы у порога банкетной залы, хотя бы через закрытую перед ними дверь ее выразить свою солидарность с либеральной буржуазией. Они восприняли все ее патриотические заботы, все мечтания и идеалы и тверже всякого либерала знают, что «единственный виновник всех наших бед — самодержавие» и «единственный спаситель - сам народ, сами его либеральные представители». (Заявление соц.-дем.-их депутатов в комиссию Шидловского).

Наибольших усилий стоило соц.-д.-ии доказать обществу необходимость особой, самостоятельной партии пролетариата для успеха либерального преобразования «родины».

Соц.-д.-ия поставила себе задачей пролетариат, — которому никакая конституция, никакие демократические республиканские свободы освобождения еще не дают, пролетариат, который при всех этих политических формах все еще остается революционером, — организовать в боевую армию общества, в его настоящую гвардию, долженствующую выступить в бой по первому призыву соц.-д.-ии. Для этого необходимо предоставить пролетариату под руководством соц.-дем.-ии полную обособленность и самостоятельность. Если только либеральное общество перестанет попусту пугаться соц.-дем.-ии, то увидит, наконец, что никто так не понимает и не защищает интересов его и буржуазной революции, как именно она; что она есть неразрывная часть этого общества, взявшая на себя специальную задачу воспитать пролетариев в боевую армию прогрессивной буржуазии; что оно не должно больше колебаться в признании полной обособленности и самостоятельности пролетарской, соц.-д.-ой партии. И общество несомненно поймет, что соц.-дем.-ая партия, только при своей Аормально полной обособленности сумеет увлечь пролетариат в борьбу за все по очереди пункты либерализма. Лишь поскольку соц.-дем.-ия не будет принуждена компрометировать себя различными демократическими блоками, — у пролетариата составится довод и представление, что он, даже в тот момент, когда служит простым пушечным мясом за осуществление любой мечты либерализма, остается на своей пролетарской, классовой позиции, в антагонизме со всем буржуазным обществом, и лишь постольку у него может создаться необходимая иллюзия, что за либеральную программу в буржуазной революции он борется не по чьему либо внушению, не за интересы своих врагов, а по собственному сознанию необходимости, в интересах своего собственного освобождения. Либеральное общество убедится, что передача исключительного права воспитания пролетариата такому опытному специалисту в этом деле, как научный социалист, обойдется ему гораздо дешевле, чем предоставление его случайным демагогам и авантюристам. Раз пролетариат борется самостоятельно и добровольно за буржуазный прогресс, как за собственную необходимость, он будет бороться даже совсем безвозмездно, «бескорыстно». Либеральное общество получает от соц.-дем.-ой пролетарской партии несомненнейшую гарантию в этом - она берется удержать полную обособленность и настоящую боевую готовность пролетариата лишь до момента полного освобождения либерального общества, лишь до завоевания всеобщего избирательного права, которое она с этой целью формулирует, как исключительно пролетарское требование.

*

Всеми указанными усилиями революционного социализма старается воспользоваться либеральное общество, после того, как царское правительство грубо прервало его «весенние мечтания».

Но первый акт буржуазной революции обязан своею импозантностью еще и случайному обстоятельству, придавшему много смелости русскому либералу, дав ему гарантию безопасности русских рабочих масс. Рабочее население столицы находилось целиком в ловушке, устроенной царским патриотом, превращавшимся под влиянием «весенних» напевов в патриота либерального, или, точнее говоря, соединившим эти два чувства, которые он вселил в душу петербургского стачечника.

Девятое января показало всю пустоту взводимых на соц.-д.-ию упреков, будто она мешает вооруженному восстанию против царизма. Соц.-д.-ия не только первая призвала рабочих к вооруженной борьбе, но и сама приняла в нем участие, ибо она в этот день дождалась, наконец, буржуазной революции в чистом виде. Массы повторяли вместе с гапоновской петицией: первое наше требование - конституция.

Накануне 9-го января петербургский соц.-д.-ат, как и всякий русский революционер ждал одного из двух одинаково дорогих ему исходов — или некоторого удовлетворения петиции, на что, впрочем, надеялись мало, — или нового злодеяния царизма, окончательного крушения веры в царя, которое бросит рабочие массы в объятия либерального общества.

Поэтому, имея возможность некоторого непосредственного влияния на требования стачечников, петербургские социалдемократы ни на минуту не подумали ослаблять либеральную царскую ловушку Га-пона преждевременным разрушением иллюзий, которое могло бы вызвать в рабочих колебание и расстроить столь счастливо сложившуюся у попа комбинацию, в которой все рабочие массы столицы пойдут к Зимнему дворцу с прямым требованием конституции.

Равным образом социалдемократия не проявила в январские дни ни малейшей доли доктринаризма, в котором ее беспрерывно упрекают — ее нисколько не смутили православные кресты и иконы. Напротив, центральный орган заявил, что социалдемократия ничего не имела бы против, если бы вовлечению рабочих масс в буржуазную революцию, наряду с крестом, помогли и генеральские эполеты и чиновничьи кокарды.

Точно также ей не помешали никакие доктринерские стремления к чистоте самой программы.

Петиция, продиктованная Гапону петербургскими либералами на их рабьем языке монарших лакеев, петиция, мечтающая о прямом дополнении вековой веры русских рабов в царя, «поставленного» «на счастье народу», верой западно-европейского раба в своих «народных представителей», творящих его волю, - эта петиция без колебаний была признана соцдемократической программой, тем безошибочным пролетарским знаменем, под которым должна возгореться борьба по всей России.

Впрочем, не только соцдемократия, но все современные социалисты восхищены были блеском первого акта буржуазной революции в России. Все социалистические течения без исключения, даже самые «страшные» из них — анархисты всех стран — с умилением встретили тот успех, которым увенчалась Гапоновская ловушка.⁷ Уже по этому одному можно было предвидеть, как это и случилось в действительности, что весь современный революционный социализм, во всех своих оттенках, в полном согласии со всей европейской прессой либеральной буржуазии, не согласится ни за что признать в российских событиях чего либо другого, кроме повторения происходившей давно на Западе борьбы за политическую свободу, что он, как борец за буржуазный прогресс, будет до конца усматривать лишь борьбу с царем, как бы ни разросталась в России рабочая борьба с самой буржуазией.

Блеск российской буржуазной революции очень скоро померкнул. Произошло нечто сразу подрезывающее крылья и ей самой и ее строителям социалистам. Вопреки буржуазным формулам и согласным с ними формулам социалистическим, скоро возникло, наряду с социалистическими демонстрациями, такое широкое, упорное стачечное движение с чисто рабочими требованиями, какое редко видела история западно-европейских рабочих движений.

Европейские социалисты тем не менее глубоко, повторяем, убеждены, что правдивая характеристика настоящего момента давалась скорее в докладах фабрикантов русскому правительству, утверждавших, в свою очередь, вслед за искровскими социалистами, что рабочие недовольны не столько экономическими условиями фабричной работы, сколько общеполитическими неустройствами государства.

Российские социалисты очутились снова в неприятном положении. Они стояли, жалуются бундовские «Последние Известия», перед необходимостью растрачивать свои драгоценные для буржуазии силы в простой экономической рабочей борьбе. В самом деле - может ли быть что-нибудь печальнее для социалиста, как получить взамен столь долго ими подготовляемой буржуазной революции «узкую экономическую стачку». Социалисты ведут самую отчаянную борьбу с полицией, напр. в Варшаве, несут массу жертв, но лишь до тех пор, пока они надеются отвоевать национальные права польскому обществу или хотя бы польской аристократии, но погибать в экономической борьбе рабочих, когда они при свисте пуль пытаются отвоевать лучшие условия труда, это для современного революционера безусловно ниже его социалистического достоинства.

⁷ Русский анархический орган «Хлеб и Воля» попытался, с помощью своего древнего наречия, перекозырять всех, называя Гапоновскую петицию прямо «народной правдой».

Взрыв повсеместной экономической борьбы, на место непосредственного баррикадного боя, о котором размечтались все революционеры после 9-го января, обрекал снова социалистов на участие в чужом деле, на постепеновщину и осторожность, на заботу о «пределах революционного действия» (заявление бюро комитетов большинства Р. С. Р. П.), об охране буржуазной собственности, обрекал их, одним словом, на антиреволюционизм в такую минуту, когда восстают рабочие массы по всей России, принуждал их обнаружить перед правительством собственную беспомощность и основной свой антагонизм с рабочей революцией.

Это бессилие революционеров придает, понятно, царскому правительству уверенность даже в самом затруднительном положении, ободряет его к упорной неуступчивости и самому наглому авантюризму.

Все общество приходит в крайнее негодование и стоит перед вопросом о полном низвержении царской власти. Но об этом революционеру можно было мечтать лишь в первые дни после январьского воскресенья. Экономическая стачка подрезала ему крылья и в данном пункте.

В самом деле, если нападение петербургских рабочих на Зимний дворец с требованием конституции послужило сигналом к массовым экономическим забастовкам по всей России, то ниспровержение царской власти усилило бы в бесконечно большей степени претензии рабочих, и гражданская война, виновником которой либерал считает одно самодержавие, разгорелась бы во сто крат сильнее.

В провозглашенном на баррикадах временном правительстве, как предостерегает товарищей Парвус в своем предисловии к брошюре Троцкого, русские рабочие получили бы гораздо большую долю, нежели французские рабочие в февральской революции. Это, в свою очередь, усилило бы претензии и надежды рабочих, которые могли бы потребовать — о, ужас! — осуществления «программы максимум».

Если социалдемократы решают в такой момент уйти со сцены, то они этим, понятно, предоставляют поле деятельности тем самым охранителям, которых ныне хотят низвергнуть.

Перед грозящим, как и на Западе, «неприятным эпилогом» буржуазной революции теряют смысл надежды, что буржуазное общество решится, хотя бы под руководством социалдемократии, на ниспровержение царской власти; колеблются все мечты «Вперед» о «демократической диктатуре пролетариата и крестьянства». Совершенно пустой мечтой является и Ленинский заговор, даже не для демократических диктатур, а для наибольшего давления на самодержавие.

Ввиду направленных против общества массовых забастовок, заговор большевиков обречен, раньше назначения самого восстания, установить «границы революционного действия». Ввиду рабочих бунтов за «пятачок», этим бедным заговорщикам остается лишь разить царя грозным кличем: «недалекий» час восстания еще не пробил» и, во избежание действительного рабочего восстания, превратить его в привычный майский праздник, объявленный на этот год «праздником восстания». Но в таком случае стоит подумать о том, не лучше ли, по примеру «Искры», подождать и предоставить окончательное нападение на самодержавие какому-либо демократическому генералу.

Итак российская буржуазная революция и ее главные творцы и руководители социалдемократы после 9-го января так же, как и раньше, обречены пока на то, чтобы созданным ими революционным давлением на царское правительство получить от него дарованную свободу, конституционное укрепление Всероссийской империи, осуществление программы «Освобождения». От одних заявлений социалдемократов, что они «требуют республики» «непременно и немедленно», т. е. надеются получить с высоты престола вместе с всеобщим избирательным правом даже и республику, дело, конечно, не переменится.

*

Как бы ни сложились развивающиеся ныне в России события, рабочее дело заключается в той экономической борьбе, которую ведут сами массы наперекор всем демократическим и социалистическим формулам и программам; в той борьбе, которая действующими социалистическими партиями встречается, как необходимое зло, как средство завлечения и удержания рабочих масс в буржуазной революции; в той экономической борьбе, которая касается исключительно условий наемного, ручного труда, — труда рабов современного общества.

Как бы ни сложились развивающиеся ныне в России события, рабочее дело требует сосредоточения всей революционной силы масс на росте экономических требований и расширения стачечного движения, на освобождении этой борьбы от расставленных против нее социалистических сетей, которые успешнее, чем либеральные и демократические проповедники, опутывают ум рабочих баснями о народоправлении и свободах демократических государств.

Рабочее дело диктует стремление к всероссийской экономической стачке, превращению ее в рабочую революцию, в единодушное нападении на буржуазное общество и его государственную власть с конкретными, подлежащими немедленному осуществлению требованиями, - оно диктует организацию рабочего заговора для этой цели.

Такое движение в силах вызвать и присоединить к экономической борьбе рабочих борьбу безработных за немедленное обеспечение их от голодовок, стянуть в крупные центры для этой борьбы все голодающие массы российских городов и деревень.

Такое движение на высшей ступени своего развития, в момент крупных восстаний и завоеваний рабочего класса, в состоянии найти отзвук, всколыхнуть западноевропейских рабочих, усыпленных мирной социалистической проповедью, и положить начало рабочей революции в цивилизованном мире.

А. Вольский

Женева,

Апрель 1905 года.