Среди славянских племен, упоминаемых на первых страницах Несторовой летописи, значатся племена кривичей и дреговичей. Оба имени указывают на характер местности, в которой поселились эти племена(1). Связь между племенным названием и местностью — явле­ние, свойственное и другим Нестеровым племенам(2), — может слу­жить указанием на близкое сродство этих племен: надо думать, что до расселения по Русской равнине они отдельных имен не имели; недаром летописец свидетельствует, что у всех у них был единый язык — славянский. Кривичи жили по верховьям Волги, Западной Двины и Днепра; старые города у них были Изборск, Полоцк и Смоленск. Дреговичи заселили пространство между Двиной и При­пятью; важнейший город тут был Минск. Племена эти быстро слились с остальными, образовавшими русский народ, и имена их скоро исчезли со страниц летописей. Соловьев, разобрав те два-три текста, где Нестор называет эти племена, больше о них уже не говорит. Они как бы археологические древности, интересные лишь в музее, и кто бы мог думать еще три года назад, что враги России вспомнят о них для практических целей современной жизни и вы­несут их оттуда для спекуляции на политической бирже.

Белорусы занимают приблизительно ту же площадь, которую занимали племена кривичей и дреговичей, и так как нет следов каких-либо массовых переселений в этих областях, то можно предполагать, что белорусы являются их потомками. Мы не станем раз­бираться в отличиях этой ветви русского народа и ее наречия от ветвей и наречий великороссов и малороссов, но мы хотим здесь установить с полной очевидностью, что белорусы всегда были и всегда считались частью русского народа и что земля их есть, по существу, неотъемлемая часть русской земли. И в белорусском, как и в украинском, вопросе у врагов русского единства есть могуще­ственный союзник — я подразумеваю малую осведомленность ино­странного общественного мнения в русской географии, истории и этнографии. Перечислить элементарные данные потому будет не­лишне.

Точные границы расселения белорусов (а тем более Нестеровых кривичей и дреговичей) установить трудно, и будет короче и про­ще проследить судьбу княжеств, на которые делилась в древности вся западная полоса России — от Пскова на севере и до Киевского княжества на юге.

Псков существовал еще до призвания князей (862 г.); святая Ольга, бабушка Владимира Святого, была, по преданию, родом из Пскова. Об­ласть его составляла часть Новгородской земли. Пограничное положе­ние, борьба с эстами, а потом с Немецким орденом придали этому нов­городскому пригороду особенное значение, и он постепенно добивается независимости от Новгорода; с этой целью он иногда приглашает к себе (с XIII в.) литовских князей. Это обстоятельство не породило зависи­мости от Литвы: княжеская власть имела мало значения в вечевом Пскове. Известно, что псковский политический уклад является типичным об­разцом республиканского строя на Руси; он удался здесь лучше, чем на обширной Новгородской земле. Борьба с немцами и ссоры с Новгоро­дом заставили Псков обратиться к Москве, и с 1401 г. он получает князей — ставленников великого князя; через сто лет он был оконча­тельно поглощен Москвой: в 1509 г. великий князь Василий III прика­зал вечу не быть и вечевой колокол снять. Этнографически Псковская область была издревле русской землей, а с образованием великорусско­го племени вошла в великорусскую орбиту.

Полоцк считается колонией Новгорода. Еще Рюрик, раздавая города своим «мужам», отдал его одному из них. Полоцкая земля рано обособи­лась в отдельное княжество: Владимир Святой отдал Полоцк своему сыну Изяславу (1001), который и стал родоначальником самой древней из местных линий Рюриковичей. Первоначально княжество обнимало зем­ли. заселенные кривичами, которые здесь приняли название полочан; они жили по среднему течению Западной Двины, по реке Полоти и в верховь­ях Березины. В XI в. Полоцкое княжество распространяется к западу на соседние неславянские земли — на племена литовские, латышские и фин­ские. XI и XII в. — время наибольшей силы княжества: князья ведут междоусобные войны с Новгородом и с киевскими князьями. Один из вну­ков Изяслава был на короткое время великим князем киевским. Киевский Мстислав, сын Мономахов, около 1127 г. опустошил Полоцкую зем­лю, сослал тамошних князей и посадил в Полоцк своего сына. Вечевое начало имело в Полоцке значительное развитие. В половине XII в. по­лоцкие князья господствуют над всем течением Западной Двины, но в этом же веке в устье ее водворяются немцы. В XIII в., с созданием немецкого ордена меченосцев и с зарождением литовской государствен­ности, западная граница Полоцкой земли отодвигается к востоку и ко времени появления татар совпадает с этнографической русской границей. С распадением русской государственности Полоцкая земля постепенно переходит во власть Литвы и при Витовте (1392—1430) окончательно вхо­дит в состав Литовского государства. Полоцкая земля делилась на многие княжества, из коих важнейшие Витебское и Минское.

Витебск упоминается уже в Х в. С 1101 г. из Полоцкого княже­ства выделился витебский удел; он продержался без перерыва до послед­них лет XII в., когда вследствие внутренних усобиц перешел под власть князей смоленских. В XIII в. он опять упоминается как независимый. В первой половине XIII в. подвергается нападению литовских князей; по смерти последнего витебского князя — Рюриковича — удел переходит по родству Ольгерду и поглощается Литвой.

Минск упоминается с 1066 г. как принадлежащий Полоцкому кня­жеству; великие князья киевские, в том числе Владимир Мономах, не раз берут его во время борьбы с полоцкими князьями (например, в 1087 и 1129 гг.). Стольным городом Минск стал с 1101 г.; здесь прокняжили три поколения одной из полоцких ветвей. Во второй половине XII в. в княжестве утверждается литовская власть. В конце XII в. и начале XIII княжество разделилось на многие уделы (до четырнадцати); среди них зна­чатся пинский, туровский и мозырский, они лежат в бассейне реки При­пяти. Таким образом, мы дошли до границ Киевского княжества.

Полоцкое и Минское княжества были пограничной полосой русской земли; в тылу их лежало княжество Смоленское; когда Литва подвину­лась на восток, оно стало пограничным.

Смоленская земля известна с Х в. Она лежала к востоку от Полоц­кой и заходила далеко на восток, так что место, где после выросла Мос­ква, входило в ее пределы. Правили ею посадники киевского князя, но в середине XII вв она обособилась в отдельное княжество: в 1054 г. Ярослав I посадил в Смоленске своего сына Всеволода. Потом здесь кня­жил сын Всеволода Владимир Мономах и его потомки. Они вели борьбу с полоцкими сородичами, которые хотели присоединить Смоленск к своим владениям. Водный путь между Новгородом и Киевом и между Киевом и Суздальской землей проходил через Смоленскую землю; тор­говля с Западом была другой причиной преуспеяния княжества. Наиболь­шего могущества оно достигло при внуке Владимира Мономаха Рости­славе Мстиславиче (1128— 1161). С 1180 г. княжество дробится на уделы.

Наступает междоусобная борьба за обладание смоленским великокня­жеским столом; из уделов более заметные торопецкий и вяземский (оба с начала XIII в.). Во второй четверти XIII в. начинаются нападения литовцев. В 1242 г. татарское нашествие было отбито. Все же слава кня­жества увядает: постепенно утрачивается влияние на Полоцк и Новго­род, прекращается связь с Киевом. В 1274 году Смоленск подчиняется татарскому хану. Около 1320 г. начинается заметное влияние Литвы; княжество становится предметом раздора между Москвой и Литвой и борется то с той, то с другой. В 1395 г. Витовт захватил «лестию» всех смоленских князей и посадил наместника; рязанцы заступаются за эту часть Русской земли, но в 1404-м Витовт берет Смоленск, и самостоя­тельность его прекращается. Пределы княжества к этому времени сокра­тились до размеров нынешней Смоленской губернии.

На эти земли, ставшие через несколько столетий Белой Русью, издавна разлилась славянская стихия. Здесь говорили по-славянски, «а Словеньскый языкъ и Русскый одно есть», — записал еще Не­стор; здесь до завоевания страны иноземной властью княжили всю­ду Рюриковичи; жизнь слагалась в формы, обычные для удельной Руси. Княжества боролись между собою, но то была борьба со своими же — не с прирожденным врагом, а с политическим соперником. Когда с востока надвигалась опасность для всей России, здешние Рюриковичи вели свои дружины и местные ополчения против об­щего врага и погибали за единую Русь и в половецких походах, и под ударами татар. Так, в первой несчастной встрече русских с тата­рами на далекой южной реке Калке(3) (1224 г.) дралось и смолен­ское ополчение. Знаменитые Мстиславы — Храбрый (1180) и Уда­лой (1228), — подвизавшиеся в ратном деле во всех концах Руси, были родом отсюда, из смоленских князей.

Но ближайший противник этой части руси — эсты, латыши, литва и немцы жили на западе, и сюда, на запад, обращен был здесь во все века ее главный фронт. Первоначально власть руси не выходила за этнографические пределы; с усилением русской госу­дарственности она их переходит: Ярослав Мудрый в 1030 году осно­вывает в земле эстов город Юрьев (Дерпт); в XI в. Полоцк начинает подчинять себе ливов(4); в середине следующего столетия все земли по нижнему течению Западной Двины находятся в зави­симости от Полоцкого княжества; полочане владеют здесь крепос­тями Куконойс и Герцик; южнее под власть Полоцка переходят литовские племена, и Гродно включено в русские пределы.

С XIII в. картина изменилась. В 1201 г. германцы основали Ригу, на следующий год родился Ливонский орден (орден меченос­цев) — орудие кровавой германизации. Постепенно продвигаясь на восток, немцы за полстолетия вытеснили русскую власть из земель латышей и эстов; они осели здесь в качестве господствующего клас­са и дальше не пошли. Зато далеко распространилась в глубь русской земли литовская власть.

Литовцы в этнографическом смысле — самостоятельное племя, от­личное и от славян, и от германцев. Страна их — бассейн Немана; они жили здесь с давних времен своей отдельной жизнью. В XIII в. их захва­тила жизнь «международная»: с запада надвигался Тевтонский орден, с востока и юга — русские. Основателем Литовского государства считается Миндовг (1263), разбивший Тевтонский орден и державший под своей властью Вильно, Гродно и даже русский Волковыск и русский Пинск. Христианство и с ним культура шли к литовцам с востока, от русских. Миндовг был первый литовский князь, принявший крещение. После его смерти в Литве идет борьба литовской (языческой) и русской (христиан­ской) партий. Около 1290 г. утверждается литовская династия, извест­ная позднее под именем Гедаминовичей. При Гедимине (1316—1341) кня­жество крепнет: новый натиск ливонского ордена остановлен; княже­ства Минское, Пинское и некоторые части соседних земель переходят под власть Гедимина. Две трети территории Литвы состоят из русских земель; русские играют при нем в Вильне главную роль; он титулуется «великий князь Литовский, Жмудский и Русский». По смерти Гедимина немцы, пользуясь разделением Литвы между несколькими (восемью) наследниками, возобновляют натиск, на этот раз в союзе с Польшей; но Ольгерд (l377), сын Гедимина, одолевает орден. Все помыслы Ольгерда, христианина, дважды женатого на русской (сперва на княжне ви­тебской, потом на тверской), направлены в сторону русских земель: он стремится влиять на дела Новгорода, Пскова, хочет владеть Тверью, для чего совершает походы на Москву, но неудачно. Около 1360 г. он присоединяет русские княжества Брянское(5), Черниговское, Северское, овладевает Подолией и, наконец, в 1363 г — Киевом.

Так в течение одного столетия (с середины XIII до середины XIV в.) Литовско-Русское государство, протянувшись широкой полосой с севера от Двины на юг за Киев, объединило в себе все западные русские княжества, весь бассейн правых притоков Днеп­ра; еще через полстолетия оно поглотило и Смоленск. Начало этого процесса совпало с ослаблением Руси от татарского погрома; быст­рое развитие его было облегчено рядом причин. Вспомним, что мо­гущество Галицкого княжества померкло уже сто лет ранее (со смерти князя-короля Даниила в 1264 г.), что Московское государство при жизни Ольгерда было еще слабым княжеством, границы которого на запад представляли собой полукруг, отстоявший от Москвы всего на сто верст, что процесс сложения великорусского племени далеко не был закончен, наконец, что подчинение Литве освобож­дало князей опустошенных княжеств Западной и Южной России от татарского гнета, — и нам станет понятен успех Ольгерда.

Была еще причина, почему Литва встретила столь слабое сопро­тивление: Литовское государство с самого своего возникновения на­ходилось под политическим и культурным русским влиянием; рус­ский язык был официальным его языком; семья Гедиминовичей, роднившаяся с Рюриковичами, обрусела — они были русскими же князьями, только новой, литовской династии(6); церковная жизнь получала направление из Москвы; в подчинившихся Литве княже­ствах литовская власть не нарушала ни политического строя, ни на­родного уклада. Уже к концу XIV в. Литва и по составу населения, и по складу жизни представляла собой более русское, чем литовское, княжество; в науке оно известно под именем Русско-Литовского государства. Казалось, центр тяжести русской государственной жиз­ни не знал, где остановиться — в Москве или в Вильне; начался долгий поединок за это господство; он длился два века. Сильные московские государи Иван III (1462—1505) и Василий III (1505— 1533) начинают отбирать от Литвы русские области и заявляют при­тязания на все русское, что принадлежало Литве. В середине XIV в., в 60-х гг., войска Ивана Грозного (1533—1584) взяли По­лоцк и хозяйничали в Литве. Но здесь против Москвы стала и Польша: соединенным их силам Москве пришлось уступить.

Мы проследили политическую судьбу белорусской части рус­ского населения до конца XIII столетия, но еще не встретились с воздействием на нее Польши. Оно и понятно: в северной части Белоруссии между западной границей русской народности и вос­точной этнографической гранью Польши лежала третья народ­ность — литовская, отличная и от русской, и от польской; она раздвигала их на 150—400 верст. Польская народность распространя­лась на восток приблизительно до меридиана Люблина. К югу от параллели Минска и Могилева границы обоих народов, русского и польского, соприкасались; но даже и здесь, на белорусском юге, встреча их могла произойти только после того, как литовская госу­дарственность была поглощена польской.

В 1386 г. великий князь литовский Ягайло (сын Ольгерда) женился на польской королеве Ядвиге и принял католичество. С этого времени в Вильне прочно водворяется польское и католичес­кое влияние и на демократическую литовско-русскую почву посте­пенно переносятся польские государственные понятия. В XV в. создается класс вельмож, одаряемый широкими привилегиями; маг­наты заседают в сеймах, сосредоточивают в своих руках пожизненные должности по польскому образцу и наделяются огромными площа­дями земли; начинает образовываться мелкий дворянский класс — шляхта; среди крестьянства все шире распространяется холопство, помещикам дается право вотчинного суда над крестьянами, и к на­чалу XIV столетия (то есть веком ранее, чем в Московской Руси) крепостное право укладывается в определенные формы. Все привиле­гии первоначально даются только католикам; распространение их на православных достигается путем упорной борьбы. Польские нововве­дения встречают противодействие в литовском и русском националь­ном чувстве; некоторые из литовских великих князей (как Витовт и его брат Свидригайло) стремятся отстоять независимость Литвы. Ви­товт достиг почти полной независимости; он должен был короно­ваться королем, но высланная папой корона была послана через Польшу и до Вильны никогда не дошла. Стремление к независимости находит опору в классе вельмож, которые, заполучив себе права на польский лад, вовсе не желали, чтобы и мелкое дворянство усиливалось по­добно польской шляхте. За независимость стояла, конечно, и кресть­янская масса, которой не могло быть по душе ни насильственное окатоличивание, ни сословный польский строй, ведший к крепост­ной зависимости. Русское влияние и самосознание были весьма силь­ны: русский язык признавался официальным языком еще по статуту 1566 года. На нем, а именно на белорусском его наречии, создавалось литовское законодательство, на нем же писались литовские летописи и издавалась Библия(7).

Но как бы то ни было, польское влияние одолело. Ряд сеймов XV в. закрепил политическое соединение обеих стран; оба пре­стола остались в семье Ягеллонов, и с середины XV в. власть обоих монархов почти без перерыва совмещалась в одном лице. Рус­ско-Литовское государство постепенно превратилось в Польско-Литовское, а в 1569 г. личная уния Польши и Литвы перешла в реальную. С этого времени судьба большей части белорусского пле­мени находится в руках польской государственной власти.

Поединок Москвы с Литвой сменился борьбой с Польшей; борь­ба стала ожесточеннее; теперь дело шло не о первенстве — дрались не на жизнь, а на смерть.

Не раз клонилась под грозою

То их, то наша сторона.

Когда в конце XVI столетия, со смертью последнего царя Рю­риковича, исчезла в Москве прирожденная власть и Россия, как в наши дни, очутилась на краю гибели, поляки думали, что единоборство навеки закончилось их торжеством — казалось, в Москве царем сядет польский король. Но лишь только Московское государство оправилось от смуты, оно при первых Романовых возобновило старую борьбу за русские, подчиненные Польше земли, и ослабевшая Польша стала уступать их Москве. При Петре Великом ясно политическое преобладание России над Польшей, но историческая задача освобождения подъяремной Руси еще не кончена: она пере­дана XVIII в. и осуществлена (хотя и не полностью) лишь путем «трех разделов» Польши.

В Западной Европе весьма распространено представление, будто при трех разделах Польши Россия посягнула на независимость части польского народа. Достаточно открыть любой исторический атлас, чтобы убедиться, что ни одного клочка действительно польской земли мы тогда не приобрели. При дележе Польского государства Россия освободила исконные русские земли (кроме Галиции, которая перешла к Австрии) и заменила польское иноземное господство над нерусскими землями (над Курляндией и собственно Литвой) господством русским. Грех овладения частью польской земли и польского народа совершен Россией не при трех разделах, а в 1815 году на Венском конгрессе, где соучастницей в преступлении была (за исключением Франции) вся Европа.

Это краткое бесхитростное перечисление главных исторических событий, определивших судьбы Белоруссии, вполне достаточно, чтобы сделать следующие обобщения.

Часть русского народа в век ослабления русского единства подпала под власть народа литовского; благодаря высшей культуре она приобрела в Литве господствующее положение, образовала с ней одно государство, но сознания народности не потеряла. По мере роста Москвы пограничные русские области Литвы, частью по соб­ственному почину, переходят под власть московского великого князя. Соревнование Вильны и Москвы клонилось к торжеству послед­ней, но тут явилось на сцену новое действующее лицо — польский империализм, и естественный ход событий — национальное объ­единение русского народа — остановился. Белорусы оказались под властью поляков. Не оружие, не заселение, не торговля отдали судьбу белорусов в руки Польши: tu, felix... Polonia, nube!(8) Трудно найти в истории другой династический брак, который был бы столь богат последствиями(9), как устроенный польскими магнатами брак Яд­виги с Ягайло. Польша получила Литву, а с нею и часть России, как бы в приданое; оставалось только выждать время и потом всту­пить во владение этим приданым. Фактически во владение вступили с середины XV века, со времени личной унии, а выполнение всех формальностей закончили в 1569 году.

Вместо самодержавного и демократического строя русского го­сударства на Белую Русь распространился олигархический и сослов­ный строй Польши. Крепостная зависимость от иноплеменных па­нов отразилась невыгодно на характере населения, наиболее забито­го и приниженного во всем русском народе(10).

Но нас интересует здесь не характер владения, а вопрос самого права владения. Нам важно отметить полное отсутствие национальных оснований для господства Польши над Белой Русью: это господ­ство было порождением империализма, осуществлялось во имя его и могло бы возродиться ныне не иначе как во имя него же.

В наши дни империализм не в моде (по крайней мере, на сло­вах), и, чтобы оправдать свои вожделения на исконно русские зем­ли, польским шовинистам ничего не остается, как придумать лож­ный этнографический довод. И вот они заверяют иностранную пуб­лику, что белорусы не русские, а «белые ruteni». Но мы уже видели, что rutenus есть не что иное, как искажение слова «русин» и, следо­вательно, синоним слова «русский»; мы говорили, что оно приме­нялось по-латыни ко всем частям России. Так, Волга названа (в 1556 году) «Volga rutenica». Больше того, есть документы, именую­щие правительство Петра Великого и даже императрицы Анны Иоанновны (1740) правительством rutenoium. С такой искаженной транс­крипцией мы встречаемся во многих именах, но нельзя же из-за этого уверять, что в городе Roma одно предместье называется Рим. Называйте немцев немцами, швабами, tedeschi, allemands или germans — вы их этим на пять частей не поделите, и они останутся тем, что в действительности есть, — одним народом, и имя ему — единственное действительное имя — Deutsche. Придумывайте нам имена украинцев или рутенов, мы все же останемся тем, что мы есть, — русскими.

Я искренно желаю братскому польскому народу благополучного существования — но в его национальных пределах. Для меня Варша­ва и под русской властью была всегда польским городом; но я не могу иметь двух мер, и потому Минск или Полоцк, хотя бы охва­ченные польской границей, всегда будут для меня городами рус­скими. Мы согрешили против вас на Венском конгрессе, взяв часть вашего народа под свою опеку; но для нас были смягчающие вину обстоятельства: вы были из числа двенадцати языков, только что вторгшихся перед тем в самое сердце России. А русский император дал вам в Вене широкую автономию и либеральнейшую по тому времени конституцию. Тогда мы были врагами, а ныне вы посягае­те на целость того народа, который первый словами манифеста великого князя Николая Николаевича провозгласил ваше единство и вашу свободу и декларацией Временного правительства — вашу независимость. Вы пользуетесь часом наших неслыханных мук, что­бы расчленить тот народ, который только что целый год заливал потоком своей крови вашу землю, отстаивая каждую пядь ее от вашего главного, прирожденного врага. Сто лет назад судьбу госу­дарств вершили короли и десяток вельмож; ныне вся демократия несет ответ за ложные шаги. То было время, когда считалось, что дипломатические ножницы вольны выкраивать из безличной на­родной массы какие угодно узоры и что народам не полагается испытывать боли от этой операции. А ныне на весь мир громогласно провозглашены права национальностей как незыблемый принцип справедливости; теперь каждый из вас знает, что вы нарушаете ее. Ваш грех тяжелее: вы совершаете его в полном сознании; береги­тесь, не стал бы он для вас грехом смертным.

1. Дрегва — топь, трясина (Даль; см. слово «Дрожать»); то же значение имеет литовское kirba. откуда, вероятно, и произошло название кривичей (Соло­вьев. I, 47).

2. Древляне, поляне, полочане, новгородцы, северяне, бужане.

3. Небольшая река Калка впадает в Азовское море.

4. Ливы — отрасль финского племени; с XIII в. страна, ими населяемая, стала называться Ливонией (нынешняя Курляндия).

5. К югу от Смоленского.

6. Гедиминовичи уселись в главных городах; Рюриковичи измельчали.

7. Например, «Статут Казимира-Ягеллона» 1492 г., «Статут Литовский» 1505-го, последний раз исправленный в 1588 г., «Летопись Даниловича», Библия Скарины издания 1517 и 1585 гг. В языке этих памятников немало, однако, чужеземных слов — церковнославянских, польских, даже чешских, и он заметно отличается от современного ему простонародного наречия. Самосто­ятельного литературного значения белорусское наречие никогда не имело.

8.Ты, счастливая... Польша, заключай браки (лат.). Парафраза крылатого выражения «Tu, felix Austria, nube». — Ред.

9. Могущество Польши в XV—XVII вв., порабощение Малой и Белой Рос­сии, задержка роста Московской Руси, отдаление ее от Европы, приоста­новка германского распространения на восток и турецкого — на Централь­ную Европу — вот отрицательные и положительные факторы европейской истории, берущие начало от брака 1386 г.

10. Тяжелые природные условия жизни в дремучих, болотистых, бездорож­ных лесах Полесья — другая причина культурной отсталости белорусов.

* * *

Дерево русского народа растет более тысячи лет. Корни его — это те славянские племена, которые пришли на нашу равнину в дорюриковскую эпоху. Они были между собою в ближайшем родстве и, естественно, дали единый ствол, вполне однородный, в котором не отличить, какие частицы привнесены каким корнем. Так росло оно четыре или шесть веков, когда в XIII в. ураган расколол этот ствол на три части. Дерево захирело. Отколовшимся частям пришлось зажить отдельной жизнью, но они крепко сидели на общем корню, и взаимное тяготение не покидало их. Одна из трех ветвей, более сильная, на большем просторе оправилась раньше и покрыла своей тенью своих сестер; другая, после трехсот лет страданий, измучен­ная, сама потянулась к ней, и та поддержала ее и притянула; третья бессильно ждала в неволе и дождалась — и ее наконец охватила могучая листва обеих сестер. И срослись вновь три ветви так прочно, что почти не видно было черты их срастания.

В наш век завелся в дереве злой червь и оплели его паразиты, те самые, что не жалеют ныне ни одного дерева в роще. А тут налетел второй ураган, пуще прежнего, и стал безжалостно гнуть и тре­пать больного исполина. Застонал, заметался... Увидали это и не­други, и иные из наших друзей, и потянулись жадные и завистли­вые руки к нему, чтобы вновь расщепать его... Оставьте! Корень глубок и могуч — не удастся.

Кто прочтет эту главу, заметит, что в нашей метафоре каждое слово основано на исторических фактах и датах, что она точно пере­дает сущность этнографического процесса нашего триединого народа.

Продолжение следует